Так было покончено с Богзом Даймондом, человеком, который рано или поздно мог прикончить Энди, не прими тот ответные меры (если это был действительно он). С Богзом Даймондом было покончено, но не с «сестричками» вообще. После короткого затишья они снова стали напоминать о себе, правда, уже без прежней настырности – шакалы предпочитают легкую добычу, а им здесь было кем поживиться помимо Энди Дюфрена.

Он всегда давал отпор. Я думаю, он понимал: стоит разок уступить им без боя, и их уже не остановишь. Так что время от времени он появлялся с фингалом под глазом, а однажды ему даже сломали два пальца. В сорок девятом, ближе к зиме, его положили в лазарет с перебитой скуловой костью – вероятно, после удара монтировкой, обернутой куском фланели. Он тоже не давал спуску, так что в одиночке он был частым гостем. Но это его, кажется, не удручало так, как некоторых. Он не скучал с самим собой.

В общем, с «сестричками» он мало-помалу разобрался; в пятидесятом они от него практически отстали. К этому я еще вернусь.


Однажды утром осенью сорок восьмого Энди подошел ко мне во дворе и спросил, не достану ли я ему полдюжины шкурок.

– Это что за штуки? – поинтересовался я.

Он объяснил, что так любители камней называют ткань для полировки размером с салфетку: одна сторона гладкая, а другая грубая, вроде наждачной бумаги. Таких салфеток у него уже была целая коробка, но добыл он их без моей помощи – наверно, в прачечной притырил.

Я ответил, что заказ принят, и вскоре получил необходимое все в той же лавке, где раздобыл геологический молоток. В этот раз я взял с Энди обычный комиссионный сбор, десять процентов, и ни цента больше. Какую опасность могли представлять салфетки размером семь на семь? Одно слово – шкурки.

А еще через пять месяцев Энди попросил достать ему Риту Хэйворт. Разговор состоялся в кинозале во время сеанса. Это сейчас фильмы крутят раз в неделю, а то и два, а тогда мы смотрели один фильм в месяц. Картины были, как правило, высокоморальные, и эта – «Потерянный уик-энд» – не составила исключения. В данном случае мораль такая: пить – вредно. Мы, собственно, были уже готовы к усвоению этой нехитрой морали.

Энди пробрался ко мне и в самый разгар просмотра, чуть подавшись в мою сторону, спросил, могу ли я ему достать Риту Хэйворт. Скажу вам правду, меня даже разобрало. Всегда такой невозмутимый, спокойный, владеющий собой, а тут весь как на иголках, глаза в пол, будто он попросил у меня запас презервативов или одно из тех изящных приспособлений, что должны «скрасить ваше одиночество», как пишут в журнальной рекламе. Казалось, он вот-вот лопнет, как котел от перегретого пара.

– Достану, – сказал я. – Достану, не дергайся. Тебе какую, большую или маленькую?

В те годы Рита была моим кумиром (а еще раньше – Бетти Грэйбл). Печатали ее в двух форматах. Маленькая Рита стоила доллар. Большая Рита – метр двадцать, в полный рост – два с полтиной.

– Большую, – он избегал моего взгляда. Говорю же, в тот вечер он был прямо наэлектризован. Щеки горели, как у пацана, пытающегося пролезть на секс-шоу с помощью призывной повестки старшего брата. – Сможешь?

– Смогу, успокойся. Своя рука владыка.

В зале захлопали, засвистели: на экране показывали, как полчища клопов выползают из-под обоев, чтобы искусать лежащего в белой горячке Рэя Милларда.

– Когда?

– Через неделю. Может, раньше.

– Хорошо, – произнес он тоном, выдававшим разочарование. Уж не думал ли он, что я прячу фотоплакаты в брюках? – Сколько?

Я назвал магазинную цену. Я мог себе позволить один раз не брать с него комиссионных: хорошему покупателю можно пойти навстречу. И вообще он показал себя молодцом – следя за тем, как разворачиваются его отношения с Богзом и компанией, я не раз задавался вопросом, когда же он наконец воспользуется своим молотком, чтобы проломить кому-то голову.