Он протянул руку, слепо и беспомощно пошарил в воздухе, покуда сердобольная Клава сама не ткнулась лицом в его ладонь.

Корнышев обнаружил, что лицо её мокрое. А слёзы катились из клавиных глаз градом. Проняла её беспомощность Корнышева. Значит, угадал Захаров, не показав ему фото Клавы. Натурально получилось.

- Ты пла-а-а-чешь?

Клава затрясла головой.

- А про себя ты помнишь что-нибудь? – спросила она сквозь слезы. – Как тебя зовут?

- Сла-а-ава.

- А фамилия?

- Ко-о-орнышев.

- Раньше ты говорил, что ты Вяткин Гена. Ты это помнишь?

Корнышев кивнул согласно. Вряд ли это ему чем-то грозит.

- А на самом деле ты – кто?

- Сла-а-ава, – повторил Корнышев.

- Ты уверен?

- Да. А что-о-о?

- Ничего.

***

Утром Клава сварила картошку. Клубни резала только пополам, чтобы куски получились круглые, и их можно было брать руками. Могла бы и суп сварить, но не представляла, как слепой Корнышев будет орудовать ложкой, а самой его с ложечки кормить – упаси боже, обрыдаешься от жалости. А тут – бери картошку руками, и никаких проблем.

С картошкой Корнышев действительно справлялся хорошо. Нащупывал очередную картофелину в стоящей перед ним тарелке, брал её осторожно и бережно нёс ко рту. Потом жевал с видом отрешённым и задумчивым.

Клава сидела напротив, смотрела на Корнышева с состраданием. Стук в дверь, и сразу в комнату, не дожидаясь позволения хозяев, вошёл небритый малый в рваных джинсах и застиранной футболке с эмблемой какого-то неведомого клуба на груди.

- Приветкакжисть, – равнодушно процедил он сквозь зубы так, что несколько слов слились в одно, да и то в его исполнении получилось каким-то куцым.

Клава занервничала. А гость, не обращая на нее ни малейшего внимания, приблизился к Корнышеву.

- ГеннадСергеичктовастак? – говорил он, по-прежнему лепя слова друг к другу.

Корнышев замер и молчал.

- Бедакакаяяреальноговорю!

Гость потянулся было к корнышевскому лицу, будто хотел рубцы ощупать, но не решился. Обернулся к Клаве.

- Невидитнихрена?

Клава нервно покусывала губы.

- Он выздоравливает … уже … почти …

Гость посмотрел на неё внимательно и вдруг оскалился, обнажая рыжие гнилые зубы.

- Скорейшегомлявыздоровленья! – выпалил он и потянулся к двери, едва не пританцовывая от распирающего его чувства торжества.

Дверь он за собой захлопнул с чувством, будто хотел, чтобы погромче получилось. Было слышно, как скрипят под его торопливыми шагами половицы в длинном коридоре.

- Кто-о-о? – вопросительно произнёс Корнышев.

- Это Буза, – ответила Клава, едва не плача. – Ты его помнишь?

- Не-е-е …

- Редкий подлец! Это он на разведку приходил. Слава! Давай людей позовём! Вроде бы как в гости!

Клава в панике.

- За-а-ачем? – прошелестел пребывающий в спасительном неведении Корнышев.

- На разведку приходил! Ты понимаешь? Сейчас сюда Колян заявится! Ты помнишь Коляна? Не помнишь. Ну, ты сам мне рассказывал, как вы с ним повздорили однажды.

***

Клава как в воду глядела. Весть о ночном возвращении искалеченного Корнышева, которого здесь все знали как Гену Вяткина, в мгновение распространилась среди обитателей посёлка, не исключая и Коляна.

Колян был здесь и царь, и бог. Он появился в посёлке тогда, когда в Красном всё уже развалилось, и самые деятельные и рукастые разъехались по стране в поисках работы и лучшей доли. Тот, кто остался, был либо немощен, либо стар, либо вечно пьян, и Колян, имея за плечами две отсидки, быстро обрёл положение удельного князя. Чуть позже к нему примкнул нетребовательный и исполнительный Буза, и с этой парой никто во всём посёлке уже не решался конфликтовать. Клава знала, что у Корнышева когда-то давно, ещё до её появления в Красном, была стычка с Коляном. При ней ничего такого не было, но тот неустойчивый мир, который она наблюдала несколько месяцев своего пребывания в Красном, не мог закончиться ничем, кроме как войной. Или Колян, или Корнышев. Кто-то должен был взять верх. Как в собачьей драке – до крови. И вот Корнышев стал беспомощным калекой …