Вернув телефон оперу, Петрович повернулся к Мишке:

– Собирай, отрок, свое имущество – и пошли со мной. Буду учить тебя жизни сурово и доходчиво, так что не взыщи. Пошли, детеныш милиционера.

На выходе Канашенков столкнулся с прокурором города Кусайло-Трансильванским. Вампир остановился перед ним и удостоил его внимательного взгляда. Видимо, прокурору уже рассказали о событиях в подземелье особняка.

– А-а, вот и вы, молодой человек! – прокурор взглянул на юношу темными, без зрачков, глазами и потянул носом воздух. – Вы поранились. Чуть-чуть. Первая положительная, да. Живете в общежитии на Лесопарковой. Передайте Семену Протыкайло, чтобы больше не баловался. А то накажу.

Мишка ничего не понял, но на всякий случай кивнул головой и вышел на улицу. Особняк Халендира Мей Мел Лая стоял на набережной. Старый эксперт перешел на противоположную сторону улицы и остановился около перил набережной. По ту сторону реки виден был густой сосновый лес. Красное солнце, повисшее над его кромкой, показалось Мишке похожим на рану. Кровь, вытекшая из этой раны, густо пропитала окаймлявшие горизонт облака.

– Похоже, к ненастью, – произнес Докучаев устало. – Выпить хочешь, отрок?

Мишка, в чьем желудке за два дня побывали лишь булочки, которыми угостил его Витиш, издал жалобный стон.

– Ладно, погуляем, – сказал Николай Петрович. Достав очередную папиросу, эксперт, показушно охнул и распрямил спину. – Е-эх! Задери меня радикулит!

Канашенков внимательно рассматривал своего спасителя. Эксперту было лет шестьдесят. Пиджак и брюки Николая Петровича отличались оттенком, текстурой и рисунком, поскольку происходили от разных костюмных пар. В вырезе рубахи едко-салатного цвета виднелся угол тельняшки. Узел галстука, роль заколки при котором исполняла здоровенная канцелярская скрепка, был небрежно распущен. Карманы пиджака – чем-то туго набиты, нагрудный карман рубахи украшали чернильные потеки. У эксперта были густые и жесткие седые волосы, никогда, судя по всему, не водившие знакомства с расческой, пронзительные серо-зеленые глаза и густые усы. Благообразную внешность Докучаева портили нос подозрительно красного цвета, глаза и устойчивый, хотя и слабый запах выпитого накануне спиртного. Возле ног эксперта стоял старомодный фибровый чемоданчик.

– Давайте я вам помогу, Николай Петрович, – кивнул на «сундучок» Мишка.

– Сколь можно повторять, отрок, Петрович я! А чемодан бери, очень меня обяжешь, амига, – кивнул эксперт. – Давай проветримся, хомбре.

Они медленно двинулись по набережной. Справа от них, по другую сторону проезжей части, стояли особняки состоятельных жителей города. Слева, за перилами набережной, текла река, вода которой в свете солнца казалась медной.

– Как тебе наш муравейник? – спросил Докучаев.

– В смысле отдел? – не понял Мишка.

– В смысле город, – усмехнулся эксперт.

– Да я и видел-то, Николай… ой, прости, забыл – Петрович… Вокзал, общагу, отдел да вот это еще… – кивнул он через плечо в сторону Халендирова особняка.

– Ладно, дите неразумное, ходить кругом и около я не стану. Сделаем так – я тебе задам один вопрос, а после того, как ты мне на него ответишь, можешь спрашивать меня об чем угодно. Некромантия, статья четыре-ноль-пять Уголовного кодекса Российской Федерации. Что плохого в некромантии?..

Канашенков, не зная, стоит ли рассказывать Петровичу невероятную историю своего попадания в этот мир, уныло пожал плечами. Зачем чудаковатому эксперту знать, что до сего момента он, ежели чего и читал о некромантии, то только в беллетристике, но уж никак не в Уголовном кодексе.