- Вы назвали её Катей?

Я кивнул. Екатерина Ярославовна – звучит впечатляюще. Надеюсь, не станет преподавателем начальной школы, первоклассники сломают язык. Илья прибежал совершенно мокрый, весь в снегу. Янка ворчала, а я… понял, что отогреваюсь. Что стоит терпеть Янкино презрение просто для того, чтобы погреться возле них.

- Снег ел? – сурово спросила Яна.

- Я что, маленький? – рассердился Илья.

И так это потешно вышло, что я поневоле рассмеялся, первый раз за много дней. Янка тоже улыбнулась, отвернулась, пряча свою улыбку. В небольшом кафе недалеко от парка мы заказали огромную пиццу и горячий шоколад. Он был сладкий, в нем плавали мармеладки и ещё невесть что – в моем детстве такого не было. Нищее у меня было детство. Пицца была горячей и вкусной, наверное, я перестал не только смеяться, но и есть.

- Наверное, на этой неделе твою сестру выпишут из больницы, - сказал я Илье.

Пожалел, что сказал. Мы и правда были словно семья, пусть и недолго, а сейчас действительность вмешалась и все испортила. Илюшка перестал дурачиться, отложил недоеденный кусок пиццы, посерьёзнел.

- Это хорошо. Наверное ей не нравится в больнице. Я один раз лежал, мне не понравилось.

А я даже не знал, почему он лежал. У нас с Елагиным существовала договорённость. Раз в год он присылал мне отчёт. Совершенно сухой. Вырос на столько то сантиметров. Весит вот столько то. Словно мне ребёнок на мясо нужен. Иногда к нему прилагалась фотография, чаще – издалека. Скупые слова. Тот самолёт, что я прислал ему нравится. Играет. В садик ходит. Начал говорить. Но… никаких подробностей. Вот Илья лежал в больнице, а я этого даже не знал. Я много не знал, это незнание просто убивало.

- Теперь, - сказал Илья и вдруг запнулся. – Теперь, когда у вас есть другой ребёнок, вы больше не будете приезжать?

Меня скрутило в узел. В бараний, блядь. Никакие сломанные ноги не сравнятся по уровню боли с этим. И смотрит так серьёзно, а у меня дыхание перехватило. А Янка отвернулась, но я вижу её отражение, глаза в нем темные-тёмные. Она этого же боится, Яна. Того, что я предам ребёнка, а теперь он достаточно взрослый чтобы это понять и запомнить. А я слов, блядь, верных подобрать не могу, ребёнок ждёт…

- Теперь уменя будет два ребёнка, - сказал я и улыбнулся, стараясь не выпустить ищнутр бушующую бурю. – Конечно, сейчас она маленькая и скучная, но быть может потом вы подружитесь.

- У меня скоро матч, - переключился сразу же Илья. – Вы придёте?

А до того, как я заговорил о Кате, пару раз у него проскочило ты. Теперь все начинать заново. Телефон завибрировал, я достал его из кармана висящего на спинке стула пальто. Мы с Яной обменялись телефонными номерами, но не писали друг другу. До этих пор.

«Если ты его обидишь, я тебя убью»

И как ни в чем ни бывало щебечет с ребёнком, словно никаких угроз и в помине не было. Глаза только как вишни, они всегда у неё темнели от злости.

«Ты красивая, когда злишься»

Написал, просто для того, чтобы разозлить ещё сильнее. Чтобы переключилась немного с Ильи. Сработало. Мы поговорили ещё немного о предстоящем матче, а потом пришлось отпустить их. Я вернулся в пустую квартиру. Пожалел, что умерла Принцесса, лежала бы сейчас на подстилке, смотрела бархатными глазами, вздыхала печально. Один. Совсем.

А утром следующего дня мне позвонил врач. Обрадовал. Катю выпишут – вес набирается, желтушка проходит, кушает хорошо. Нет никаких предпосылок держать её в роддоме и дальше. Послезавтра и выпишут, на десятый день от рождения. А Даша? А Даша без изменений, что само по себе уже хорошо.