А глаза… В них полыхала такая ярость и ненависть. И это… это возбуждало, чёрт возьми! Заставляла кровь быстрее бежать по венам. Неприступная, гордая, знающая себе цену….

И теперь ее образ, будто преследует меня. За последние часы она появляется в моих мыслях чаще, чем Карина за последний год.

И меня тянет к ней, как магнитом. Тянет с какой-то иррациональной силой, похожей на одержимость. Хочется узнать, как она жила все эти годы. Что пережила. Снова почувствовать её тепло. Вкус ее губ, мягкость волос, бархатистость тела...

Размышления мои прерывает Карина. Она выходит на террасу в своём очередном дизайнерском бикини, которое больше напоминает две ниточки и пару лоскутов. Демонстрирует себя, как товар.

– Ну что, Тош? Поплаваем вместе? – голос у нее приторно-сладкий, доводит до скрипа зубов.

Эта приторность сейчас, после мыслей об Оле, кажется особенно невыносимой. В ней явный намёк на интим, который мне сейчас претит до тошноты. От неё веет каким-то фальшивым теплом.

Я едва сдерживаю раздражение. Внутренний зверь, которого я так тщательно прячу, рычит.

– Нет, Карина. У меня дела.

Отвечаю сухо, даже не поворачивая головы, продолжая смотреть на гладь бассейна, в которой, кажется, отражается не небо, а её лицо, лицо Ольги, с этим холодным, отстранённым взглядом.

Карина, конечно, не отступает. Её рука ложится на мою, и её хватка цепкая, как у пиявки.

– Какие дела, любимый? Ты сидишь тут битый час, как истукан. У тебя кто-то появился? – в её голосе проскальзывают истерические нотки. Это предвестник скандала, который неизбежно разразится, если я не заткну её. – Я ведь чувствую, как ты отстраняешься от меня. Ты где-то не здесь. Ты разлюбил меня?

Этот вопрос выбивает меня из колеи. Разлюбил?

Да я никогда тебя и не любил. Это была сделка. Холодная, расчётливая сделка, которая спасла мне шкуру. Любовь тут и близко не валялась.

– Не начинай, — отрезаю я резко.

Делаю попытку встать, чтобы уйти от этого разговора, от её навязчивости, от этого запаха её сладких духов, который душит меня.

Но она вновь не даёт мне пройти. Хватает за обе руки, её пальцы впиваются в мои запястья и в её глазах плещется отчаяние. Такое отчаяние, которое бывает у загнанного в угол человека. Это её способ манипулировать мной.

– Может, нам улететь отдохнуть? Куда-нибудь подальше. Вдвоём. Может, это поможет? Наладить всё?

Карина смотрит на меня с такой нелепой, такой жалкой надеждой, что на мгновение мне становится тошно от самого себя. Этот взгляд, полный мольбы, бьёт прямо в моё, казалось бы, непробиваемое нутро. Ведь я давно могу её послать к чертям, куда подальше. Никак не завишу. И она это знает и именно этого боится. Боится больше всего на свете – остаться одной, без меня, без этого фасада "счастливого брака".

Видимо, с годами я становлюсь сентиментальнее. Старею, что ли? Жалость во мне просыпается. Вот и к ней, как к домашнему животному, которое завел, а теперь не выбросить на улицу, потому что вроде как в ответе за тех, кого приручили.

Но это чувство быстро сменяется глухим раздражением. Её попытки удержать меня кажутся такими мелкими, такими бессмысленными. Её отчаяние выглядит жалко, а не трогательно. Оно душит меня.

Нет. Определенно пора разводиться. Хватит этого цирка. Я выстроил свою жизнь заново, я силён, я не нуждаюсь в этом балласте. Я не обязан тащить её на себе.

Я скидываю с себя её руки. Грубо. Холодно. Специально, чтобы почувствовала. Чтобы до неё дошло: я больше не играю в эту семейную ролевую игру. Пусть ей будет больно. Мне уже плевать.