— Мамочка! А ти знала, что живаф умеет сыпать стоя? — восторженно сообщает Лёва, поворачиваясь ко мне.

— Правда? Вот это да, не знала, — отвечаю с притворным удивлением, поглаживая его по голове.

— А Матвей знал! — гордо сообщает сын и снова устремляется к следующему вольеру, таща за собой Матвея.

— Кто хочет мороженое? — улыбается Матвей, поворачиваясь ко мне и чуть подмигивая.

— Я! Я! — визжит Лёва, прыгая на месте.

— Тогда вперёд, маленький исследователь, — смеётся Матвей, подхватывая его на руки.

Глядя на эту картину, я чувствую, как внутри постепенно становится спокойно и хорошо. Матвей всегда был рядом, всегда поддерживал меня, но теперь всё становится серьёзнее. Это немного пугает, но одновременно заставляет задуматься.

После мороженого Лёва требует срочно отправиться на батуты. Пока он весело прыгает и кувыркается, мы с Матвеем стоим неподалёку.

— Ты невероятная мама, Ева, — неожиданно говорит Матвей, тепло и серьёзно смотря на меня.

Я чуть смущённо улыбаюсь:

— Спасибо, но иногда кажется, что не справляюсь.

— Поверь, справляешься, — мягко возражает он, делая шаг ближе. — И ты не одна. Я хочу, чтобы ты знала это.

Неожиданно он достаёт из-за спины букет. Я даже не заметила, когда он успел его купить. Белые тюльпаны — мои любимые.

— Матвей, опять цветы? — смеюсь я, принимая букет и вдыхая нежный аромат.

— Пока не увижу тебя полностью счастливой, буду дарить снова и снова, — улыбается он, и его взгляд становится серьёзным, глубоким.

Чувствую, как начинают гореть щёки, опускаю взгляд на цветы, слегка взволнованная:

— Я счастлива, правда.

— Я о другом счастье, Ева, — голос его мягче, он чуть наклоняется ко мне. — Я хочу за тобой ухаживать. Не просто дружеские встречи и цветы по праздникам, а… по-настоящему. Как за девушкой.

Его слова заставляют меня встрепенуться. Сердце начинает биться чаще, но не так бешено, как бывало когда-то с Марком. Ладони не потеют, в голове не кружится. С Матвеем спокойно и легко, но почему-то именно это и вызывает у меня сомнения.

— Матвей, я… — запинаюсь, подбирая слова, — ты уверен?

— Более чем, — серьёзно отвечает он. — Ты мне очень дорога. Я ждал, когда ты будешь готова, но, честно говоря, уже устал ждать.

Он улыбается чуть смущённо, и это так искренне, что у меня внутри всё замирает. Я знаю его уже два года, Лёва его обожает, и Матвей давно стал частью нашей жизни. Почему же я всё равно сомневаюсь?

— Просто… мне страшно. У меня есть ребёнок, прошлое, куча страхов и вообще… — начинаю я, но он мягко прерывает, касаясь моей руки.

— Я принимаю тебя полностью, со всеми страхами и прошлым. Просто дай нам шанс, Ева. Если не получится — не получится. Но попробовать ведь стоит?

В этот момент Лёва с радостным криком прыгает особенно высоко, и мы оба смеёмся. Смотрю на Матвея, вижу тепло и искренность в его глазах и понимаю, что нужно попробовать.

— Хорошо, — тихо отвечаю я, решаясь наконец отпустить сомнения и страхи. — Давай попробуем.

Он улыбается, и я вдруг понимаю, что так, наверное, и должно быть. Не пламя, не пожар, от которого потом остаётся пепел, а тепло, покой и уверенность. Может быть, это и есть правильное чувство?

***

Когда мы возвращаемся домой, мама спускается вниз и зовёт Лёву на свежие оладьи.

— Ба! — радостно выкрикивает сын, убегая к бабушке.

Матвей останавливается у машины, смотрит на меня:

— Спасибо за день, Ева.

— Тебе спасибо, — говорю я тихо, сжимая букет и улыбаясь.

Он делает шаг ближе, осторожно касается моей щеки и мягко, почти невесомо целует меня. Его поцелуй нежный и лёгкий, тёплый, приятный. Но я невольно отмечаю, что внутри нет того вихря, что случался когда-то с Марком. Нет головокружения, нет этого болезненного «ох» в груди, словно меня вот-вот вырвет из реальности. И я снова сомневаюсь.