Пусть лучше считает, что мать ему сказала правду. А я подыграю и в очередной раз перенесу маленькую смерть. Ну что же, я девушка привыкшая, не в первый раз. Ощущаю себя фениксом, который каждый раз восстает из пепла. Я практически смирилась со своей неприглядной участью матери-одиночки. Но почему-то очень себя жалею. Мне не хватает поддержки. Некому подойти и ласково погладить по голове. Нет такого человека, чтобы я могла выплакаться в жилетку. Лийка есть, но она сама еще ребенок, оформившийся, но ребенок. Это я должна ее амурные страсти выслушивать и давать ей выговориться, а не наоборот.

Чувствую себя самым невезучим человеком на всем белом свете, и от этого еще больнее…

***

Когда тебе причиняют боль, обидно, что нет слов. Когда ты решаешься сознательно устроить невыносимый вечерок бывшему — жди беды.

Набрав побольше воздуха в грудь, я открываю мессенджер и отправляю сообщение Яну:

«Я согласна поговорить».

«Что изменилось?» — пишет с подозрением Стембольский, и я могу его понять.

«Передумала».

«Я заеду завтра в восемь», — бросает короткое в ответ, а я не реагирую и молчу.

Сейчас отказываться не время. Конечно, для меня это очень неудобно, вечер, маленький ребенок на руках, но лучше уже пережить и отвадить навсегда Стембольского от дома.

Спустя какое-то время шлю утвердительный смайлик вместо лишних слов.

Мне надо срочно кого-то попросить посидеть с сыном. Может, рискнуть и отважиться пригласить Тамару Владимировну из одиннадцатой квартиры? Она когда-то училась у моей бабули в школе и давно уже предлагает свои услуги няни. Хорошая женщина, чистоплотная и аккуратная, не вызывает больших опасений.

Решено! На один вечер можно договориться. Еще бы себя уговорить оставить Сашку с посторонним человеком, и главное — ему ничем не намекнуть на свои переживания. Иначе мой маленький сын все почувствует и будет волноваться, даже капризничать. Он у меня очень эмоциональный ребенок. И лишние волнения нам ни к чему.

Убедив себя, что все будет хорошо, ложусь на диван и утыкаюсь носом в щеку сынишки. Он тихонько постанывает, наверное, что-то снится нехорошее.

Глажу рукой его по голове и тихонечко тшикаю в ночи, чтобы он меня мог услышать.

Сашка переворачивается на другой бок. Я чмокаю любимую щечку. И, не помня себя от усталости и сложного уходящего дня, засыпаю.

С утра я быстро отвожу Сашу в детский сад. Не крашусь, потому что сегодня у меня целый план: пойти к профессиональному визажисту, вытащить из дальних ящиков свое маленькое черное платье на тонких бретельках и вот те туфли, с бабочкой и россыпью камней, что урвала когда-то на распродаже в канун Нового года.

Я хочу выглядеть хорошо не потому, что решаю продемонстрировать Яну — «смотри кого ты потерял». Все просто, мне нужно разыграть целую сцену с участием Стембольского и еще одного человека — Левы Ефимова. Лева мой друг, правда, гей, но куда деваться, когда тебе нужен образец настоящего самца, играющего бицухой. Он профессиональный актер и может быть хорошим поводом, чтобы Ян испарился с горизонта. Не теряю времени, а звоню своему спасению на этот вечер.

Лева ржет в телефонную трубку и устраивает пытку, для чего мне потребовались его услуги, причем так срочно.

Я мычу в ответ, сбиваясь с мысли:

— Миленький, если ты не поможешь, никто не поможет.

— Мэ-э-рин, — тянет мое имя на иностранный лад Лева, — колись, решила богача позлить и набить себе цену?

Я, словно рыба, хватаю ртом воздух и возмущенно одергиваю Ефимова:

— Обадел, Лев? Когда ты меня вообще с мужчиной видел?

— Когда ты в ЗАГСе торчала, — быстро отвечает друг, а я еще больше зависаю.