— Почему? — интересуюсь.

— Потому что ни один человек не заслуживает того, что вы пережили.

Ей снова удалось поразить. Сердце обрывается, падает в желудок и гулко бьётся там, внизу. Кончики пальцев немеют, на языке оседает горечь.

— Не стоит меня жалеть, — говорю сухо. — Спасибо за завтрак.

Ухожу, не обернувшись, но чувствую пронзительный взгляд, сверлящий спину аккурат промеж лопаток.

Чужая жалость чужда. И сочувствие Полины — последнее, что хочется ощущать на себе. Предательство Светы накануне свадьбы разорвало сердце в клочья, а потом смерть родителей… Знаю, должен был остаться с братом, но как, когда из-за каждого поворота смотрит прошлое? Я не жалел о том, что ушёл, тогда меньше всего думал о Марке. Хотелось заглушить боль — получилось. Внутри вообще не осталось чувств, жил по инерции столько лет.

Выхожу из дома, когда солнце уже не так сильно палит. Пока лучше не пересекаться с Полиной, поэтому обхожу веранду стороной и углубляюсь в сад. Зарос он, конечно, здорово. Почему Марк ничего не делал? А ведь мама так любила здесь копаться… Прикинув, что нужно сделать с садом в ближайшее время, выхожу на задний двор.

Моргаю, не веря глазам, щурюсь и на деревянных ногах делаю несколько шагов вперёд. На верёвках сушится бельё. Женское. Полинино. Ряды простеньких трикотажных трусов с милым кружевом идеально ей подходят. Но несколько откровенных кружевных комплектов внезапно смущают, выбрасывают в прошлую ночь и несдержанные женские стоны. Мотаю головой, прогоняя дрожь, промчавшуюся по телу. От неё сердце гулко стучит о рёбра. Совершенно неподобающе.

Взгляд скользит по верёвке, и самообладание моментально возвращается при виде ярко-розовых трусов с силуэтами танцующих свинок. В этот момент Полина выходит из дома с новой порцией белья в тёмно-синем тазу и, заметив, останавливается. Склоняет голову набок, насмешливо спрашивает:

— Вы ведь не фетишист?

— С чего вы взяли? — вдруг становится легко и весело. Препираться с ней гораздо проще, чем говорить на сложные темы. Заинтересованно смотрю на свинок и приподнимаю уголок рта: — У вас интересный вкус.

— Хотела бы я посмотреть на ваш, — бурчит она, покрываясь милым румянцем. Сдёргивает успевшие высохнуть трусы и суёт их в карман. Смотрит слишком нахально на красивый кружевной комплект: — А что вы скажете на этот?

— Определённо, он более привлекателен, — честно отвечаю, чувствуя, как краснеют кончики ушей. Представить Полину в комплекте ярко-зелёного кружева в сочетании с шёлком оказывается слишком просто. Подозрительно просто. На ком-то другом он смотрелся бы нелепо. Но ей бы явно подошёл. В чём она была вчера, с Марком?

Мысленно отвесив себе пощёчину, пожимаю плечами огибаю Полину, вижу в тазу трусы Марка. Походя замечаю:

— Наши вкусы с братом мало отличаются.

8. Глава 8

Алина

Едва слышно фыркаю. Провожаю его взглядом и начинаю развешивать оставшееся бельё. Надеялась, что не увижу до вечера, когда вернётся Марк. Не думала, что он решит заглянуть на задний двор. Злобно кошусь на трусы, торчащие из кармана. Маринка подарила их на день рождения с хитрым смешком. Надеваю их лишь в дни, когда нужно носить прокладку и можно не переживать, что она съедет, потому что трусы вопьются в ненужные места. Почему Тимур увидел именно их и почему именно на них обратил внимание?! Лучше бы молчал!

Утренний разговор осел неприятным каменистым осадком. Чувствую, что сказала что-то не то, или задела нечто слишком личное для малознакомого человека, которым являюсь. Я растерялась. Тимур, казавшийся незыблемой гранитной глыбой с первой встречи, вдруг треснул, и разлом, прошедший через его лицо, оказался тем, к чему я не была готова. Страшно смотреть, как рушатся огромные скалы: видеть чужую слабость стыдно.