Миновали десятилетия, и про заброшенную зону вспомнили. Хотя в отдельных зданиях еще обнаруживалось кое-что полезное, это была капля в море, представлявшая интерес для одиночек вроде Богдана. Городские запасы, по большому счету, давно истощились, поэтому карьеры стали настоящей сокровищницей, правда, опасной для тех, кто в нее заглядывал. Здесь пересекались интересы не только властей, но и странников, во всяком случае, по Городу курсировали предположения, что добрая половина ценных находок отправляется именно к странникам, а дальше у каждой находки начинается своя, крайне запутанная история.
То, что представляло ценность, в основном не просто так валялось на земле. Искателям приходилось пробираться в глубокие воронки, раскапывать почву, петлять в подземных ходах, спускаться в овраги. Поэтому невысокие гибкие работники-подростки были предпочтительней. Взрослых в карьерах тоже хватало. Формально они считались свободными, их никто не судил и в тюрьму не сажал, но такое наказание за относительно мелкие прегрешения тоже по праву считалось тяжелым. Работы непочатый край — найти, раскопать, притащить на базу, рассортировать, очистить, по возможности продезинфицировать. Ночевали там же, в бараках поблизости от рабочего места. Бросить это занятие и покинуть карьеры по собственной инициативе было нереально, хотя кое-кто и пытался. Еще севернее тянулись овраги исполнения наказаний. В эти гиблые места даже беглецы из карьеров предпочитали не соваться, а дорога с противоположной стороны тщательно охранялась.
Один из Машиных соседей по дому года три назад тоже был сослан в карьеры. Он то и дело опаздывал на свою достаточно престижную службу, и в конечном итоге терпение начальства лопнуло… Что ж, это были вполне предсказуемые последствия.
«Хорошо, что нашей семье такое не грозит», — подумала Маша, как всегда, когда сталкивалась с чем-то кошмарным или просто неприятным или приходилось узнавать о чужих потерях и лишениях. Благодаря этой универсальной формуле сразу становилось легче, и окружающая жизнь воспринималась немного по-другому, без лишних страхов. Все равно изменить ничего нельзя, а так, по крайней мере, не переживаешь понапрасну.
Димка поднялся с узкого диванчика и отправился на кухню, Захар тоже куда-то вышел. От нечего делать Маша прогулялась по просторной комнате, подошла к окну, поглазела на каменную изгородь с наполовину выломанной чугунной решеткой, на кряжистые тополя с толстыми морщинистыми стволами. Потом тихонько подошла к шкафу, где лежал перевернутый портрет, взглянула; на листе были видны лишь плавные карандашные линии, из которых ее лицо никак не желало проглядывать.
Разочарованная Маша приблизилась к прежде не замеченной двери в самой глубине мастерской, за перегородкой. Там, оказывается, находилась еще одна смежная комната. Маше почудилось, что в глубине раздаются чьи-то тихие голоса. Нет, не почудилось… Сама не зная зачем, отлично понимая, что сейчас поступает не лучшим образом, приложила ухо к деревянной поверхности и прислушалась.
Разговор, который до нее долетел, оказался не слишком приятным. Да чего уж там, просто хуже не придумаешь.
— А ты уверен, что твоя распрекрасная Маша нас не сдаст? Она ведь вся такая правильная, — это был Захар.
— Что ты за чушь болтаешь? — отозвался Ян.
Маша не видела, когда они перешли туда. Планировка в этом старом доме была запутанной.
— Не болтаю, а предупреждаю.
— Она не такая, да и все равно ничего не знает.
— Ну-ну… Потом поздно будет.
Маше стало обидно. Как там принято говорить?.. До глубины души? Именно так. А ей-то показалось, что именно Захар лучше всех из друзей Яна к ней относится. Еще и портрет предложил нарисовать. Вот и верь после такого людям… И почему она может их «сдать»? С чего бы это вдруг? Что такого ужасного она знает? Ничего… Настроение моментально испортилось.