– Пирог с мочёными ягодами купишь? Свежий, только что с печи. Есть с журавиной и есть с брусникой, – настырно поинтересовалась женщина, кивком указав на долблёный берёзовый поднос в своих руках. Нехитрую утварь украшала внушительная гора выпечки. Слипшиеся пирожки и булки пестрели пятнами вытекшей начинки. По одному из расстегаев, резво перебирая лапками, ползла блестящая зелёная муха. Всеволод брезгливо осмотрел неаппетитно выглядевшее яство. На вид сварганенные из глины и опилок пироги выглядели как продукт жизнедеятельности какого-то крупного животного. Да и «свежесть» их вызывала сильное сомнение. Впрочем, в разумении лоточников «годность» снеди вообще было понятием с-и-ильно растяжимым. Голод воеводы был велик, но не настолько, чтобы зариться на это…

– Нет, хозяйка. Уж не обессудь.

– Ну, так отрешись отседова! Ишь, какой извыристый нашёлся. Сквалыга. По одёже вроде боярин, а по мошне – холоп!

Одарив Всеволода полным презрения взглядом, лоточница, раскачивая необъятным бюстом, отвернулась в поисках новой жертвы для своего небезопасного угощения и острого языка.

Боясь наехать ещё на кого-нибудь, Всеволод спешился и взял Ярку под уздцы. Толпа, запрудившая междурядья торжища, тут же припёрла его к мыльной конской шее, нещадно напирая со всех сторон. Воевода постоял немного, выжидая, но видя что людской поток не иссякает, отбросил в сторону любезности и, работая вовсю локтями, принялся пробираться через площадь. Окольничий уже сожалел о том, что решил сократить путь, а не поехал окрест рынка.

С ворчанием проталкиваясь среди навесов, крытых полотном, и лавок, сработанных из досок, воевода успевал глазеть по сторонам. Торговля на рядах шла довольно бойко, наполняя площадь характерными звуками. Скрипя петлями, отворялись лари купцов, выкладывающих на прилавки новые партии раскупленных товаров. Весело позвякивали монеты, меняющие своих хозяев. Где-то раздавалась перебранка сборщика налогов с заезжим офеней9. Перед окольничим взревел медведь, ведомый на ремне косматым, под стать косолапому, мужиком. Испугавшись звериного рыка, взвизгнула проходившая рядом девка, вызвав приступ гогота у бортников, торгующих грязно-жёлтыми, оплывшими на жаре пластами воска и бочонками, наполненными янтарным мёдом. Ответная брань девушки затерялась в громких воплях коробейника, зычным голосом расхваливающего свой нехитрый скарб. Сыпля шутками и прибаутками, подобные ему персоны дрейфовали по торжищу, стремясь сбыть с рук призывно пахнущую снедь или дешёвую галантерею.

Внезапно народ растёкся в стороны. Уважительно притихнув, люди пропустили группу иноземцев. Путники шествовали в сопровождении кентавра и держались особняком. Пёстрая одежда, цветные колпаки, обмотанные клетчатой тканью, тяжёлые золотые кольца-серьги, бронзовая кожа – по внешнему виду в чужестранцах угадывалась купцы из Фракии или Тимариса. Конерождённого кочевника толстосумы наверняка наняли для охраны. Путешествие по степям Притопья всегда было опасным, оттого-то многие торговцы и спешили заполучить телохранителей из племён номадемьяр. Заслуженная слава копытных воинов широко разошлась по Гальдрике и существенно влияла на цену их найма, позволить который могли себе лишь немногие. Тёмные глаза кентавра бесстрастно взирали на людскую толчею. Он, несомненно, уже бывал на марьгородском торге. Проходя мимо воеводы, конерождённый задержал на нём взгляд и сдержанно кивнул. Никитич, приложив ладонь к груди, вежливо ответил тем же. Скорее всего, они уже встречались раньше на Ключ-Камышенском холме, но конкретно этого китовраса Всеволод не помнил. Тихо переговариваясь на своём наречии, чужестранцы прошли мимо, держа путь в сторону меховых рядов. Их цветастые кафтаны и широкая пятнистая спина кентавра, перетянутая крест-накрест ремнями, поддерживающими пару сабель на боках, ещё долго маячили в толпе ярким пятном.