Еще заря не золотила неба,
Но сердце охватила мне тоска,
>58 Когда, во сне заплакав, стали хлеба
Со мною дети бывшие просить.
Бесчувственным вполне ты должен быть,
>61 Когда теперь вполне не сострадаешь
Тем мукам, что почувствовал отец,
И если ты теперь не зарыдаешь,
>64 Когда же ты рыдаешь наконец? —
Мы встали все; уж час тот приближался,
Когда к нам сторож с пищею являлся,
>67 Но я ужасный сон припоминал,
Я верил в этот сон и – сомневался.
Так время шло, и вдруг я услыхал,
>70 Что вход в темницу нашу забивался.
Я пристально взглянул в лицо детей,
Но промолчал, не находя речей.
>73 Во мне как будто сердце камнем стало,
И слезы не бежали из очей.
Но детский плач меня язвил, как жало…
>76 Мне юный Ансельмуччио сказал:
«Отец, отец, скажи мне, что с тобою?
Зачем же ты смотреть так дико стал?»
>79 Я был измучен внутренней борьбою,
Но не заплакал и не отвечал.
Так день прошел, и новый день настал.
>82 Когда ж скользнул в темнице нашей снова
Печальный и едва заметный свет,
В лице детей нашел я тот же след —
>85 След выраженья дикого, тупого,
Которое нашли они во мне.
Тогда, склонясь в отчаянье к стене,
>88 Я начал грызть зубами обе руки.
Бессильного отчаяния муки
За голод дети приняли… «Отец, —
>91 Они заговорили, – наш конец
Мы встретим безбоязненно и смело,
Когда возьмешь ты в пищу наше тело.
>94 Ты дал нам плоть, возьми ж ее назад…»
И я притих, чтоб вновь их не мучить,
Не видеть их печальный, кроткий взгляд.
>97 Смириться я хотел себя заставить…
Так, страшное молчание храня,
Мы прожили в отчаянье три дня…
>100 О, для чего же ты не расступилась
Тогда, земля!.. Четвертый день настал,
Четвертый день семья моя томилась,
>103 Тогда Гаддо безумно застонал,
К моим ногам склоняясь ниже, ниже:
«О, помоги, отец, мне, помоги же!»
>106 Так умер он. И я недолго ждал:
В моих глазах и остальные трое
Навеки смолкли… Что я испытал
>109 По смерти их!.. Ногами землю роя,
От трупа к трупу ползал я и звал
К себе детей… Три дня я их искал,
>112 Лишенный сил, сознания и зренья…
Но голод пересилил наконец
Мою тоску и самое мученье…»
>115 Здесь был его истории конец.
Тень искосила гневно и сурово
Свои глаза и с яростию снова,
>118 Как лютый пес, грызть череп начала…
О, Пиза, Пиза! Долго ты была
Стыдом всего пленительного края!
>121 Твои соседи, местью не сгорая,
Ленивое спокойствие любя,
Наказывать не думают тебя!
>124 Пусть двинутся Капрайя и Горгона{208},
Плотиной устье Арно перервут,
Пускай река свое поднимет лоно
>127 И погребет в теченье буйном тут
Твоих граждан!.. Вините Уголино
В предательстве при сдаче крепостей,
>130 Но за отца зачем казнить детей?
Ведь у него четыре было сына,
Которых правота для палачей
>133 Была ясна!.. Вперед мы путь держали
И наконец достигли мест таких,
Где льдины новых призраков сжимали
>136 Мучительно, не так, как всех других,
Они не прямо в прорубях стояли,
Но книзу головою. Слезы их
>139 Другим слезам дорогу преграждали
И, заливая лица тех теней,
На этих лицах тотчас замерзали;
>142 Прозрачной маской впадины очей
У них покрыты были постоянно.
Хотя привык я к стуже, беспрестанно
>145 В вертепе лютый холод вынося,
И словно оболочкой роговою
На мне была покрыта кожа вся,
>148 Но все же сильный ветер за спиною
Я чувствовал, проговорив: «Поэт!
Подуло ветром, кажется, за мною,
>151 А думал я, что в воздухе здесь нет
Движения!..» «Придем мы к месту скоро,
Где ты увидишь сам без разговора,
>154 Что значит этот ветер». В этот миг
Одна из душ вертепа ледяного,
К нам обратясь, вдруг испустила крик:
>157 «О, вы, которым место здесь готово,
Вы, павшие в последний адский круг,
С моих очей тяжелые покровы
>160 Сорвите вы, чтоб горести недуг