>166 Тут я сказал, – и к твоему стыду,
За что тебя подземный Ад терзает,
Я в мир теперь рассказывать пойду!»
>169 «Прочь! – крикнул он. – Я не боюсь позора,
Но если ты отсюда выйдешь скоро,
То не забудь порассказать о том,
>172 Кто был известен длинным языком.
Скажи, что ты, спустившись в нашу сферу,
Где дышат все прохладным ветерком,
>175 Ты видел в ней Буозоде Дуэру{201},
Который слезы горькие здесь льет
На золото французское… А вот
>178 (Тебе вопрос предложат, может статься,
С кем ты еще в Аду мог повстречаться),
Вот близ тебя Беккериа{202}, аббат,
>181 Изменник, обезглавленный когда-то;
Потом немного дальше брось свой взгляд —
В измене два достойные собрата —
>184 Джианни Сольданьер{203} и Ганнелон{204},
А вот и Трибальделло{205}. Предал он
Фаэнцу темной ночью». Отступали
>187 Мы далее от грешника и вдруг
В одной из ям со страхом увидали
Двух призраков, обледеневших вкруг,
>190 Сидевших так, что первый головою
Для головы другого мог служить
Подобьем шапки. Тот, что под собою
>193 К земле успел собрата наклонить,
В его затылок бешено вцепился
Зубами, словно голод утолить
>196 Мозгами неприятеля решился.
Тидей{206} так Меналиппа не глодал,
Как этот призрак грыз и пожирал
>199 Ту голову и мозгом пресыщался.
«О, ты, который зверством доказал
Всю ненависть к тому, кого терзал,
>202 И чьим страданьем гнусно упивался,
Скажи, чем мог тебя он оскорбить,
Чтоб мести я твоей не удивлялся,
>205 И если точно мог он совершить
Ужасное какое преступленье,
Скажи – и в светлом мире, может быть,
>208 Я сам ему придумаю отмщенье».

Песня тридцать третья

Рассказ графа Уголино{207}, вместе с детьми уморенного голодом в темнице. Речь Данте о Пизе и дальнейший путь. Предатель монах Альберик.

>1 Тогда грызть мозг врага переставая,
От страшной пищи грешник отнял рот;
И, губы волосами утирая
>4 Той головы, сказал мне в свой черед:
«Ты хочешь, чтобы прежнего страданья
Опять я пережил ужасный гнет?
>7 Поверь, о нем одно воспоминанье
Томит меня; но если мой рассказ
Дать может стыд и новое терзанье
>10 Преступнику, которого сейчас
Я пожирал, то свой рассказ начну я,
Хотя бы слезы вырвались из глаз,
>13 И прошлое, тревожа и волнуя,
Меня могло смутить и раздражить.
Кто ты и как ты мог сюда вступить —
>16 Не знаю я, но говорит мне что-то,
Что флорентинцем должен сам ты быть,
И если так, – то мне пришла охота
>19 Тебе свое прошедшее раскрыть.
Во мне ты видишь графа Уголино,
А он, – скорбей земных моих причина,
>22 Неумолимой стоящий вражды,
А он – архиепископ Руджиери.
Рассказывать теперь мне нет нужды
>25 О бешенстве, живущем в этом звере,
О том, как вкрался в душу мою он,
И как потом я им был умерщвлен.
>28 Но ты не знал, как умер Уголино
И как была мучительно тяжка
Моя, для всех безвестная, кончина.
>31 Узнай о ней и помни, чья рука
Меня так покарала беспощадно,
И почему так злобна и дика
>34 Моя вражда к проклятому. Я жадно
Следил в тюрьме за скудным светом дня
В пустынной башне. Нынче в честь меня
>37 Тюрьма та Башней Голода зовется.
Я не однажды видел из окна,
Как вновь являлась на небе луна,
>40 Но долго ль мне в тюрьме жить приведется,
Не ведал я. Вдруг мне приснился сон,
Мне разъяснил все будущее он.
>43 Во сне мне Руджиери представлялся:
Как будто на охоте он гонялся
За волком и волчатами. Пред ним,
>46 Спустив собак, при виде той приманки,
Неслись с безумным гиканьем своим
Сисмонди, Гуаланди и Ланфранки.
>49 Не в состоянье бегство продолжать,
Волк и волчата стали уставать,
И страшные картины мне приснились,
>52 Как зубы псов в усталых жертв вонзились
И грызли их и рвали их бока.
За тяжким сном глаза мои открылись.
>55 Ночная тьма казалась глубока,