Поворачиваюсь. Не босс. Марат. Опускается рядом, набросив на мокрую спину полотенце. В тусклом сияние луны вижу каждую капельку, стекающую по смуглой коже. Тени слишком резко очерчивают мускулы, делая их резкими, будто вырубленными по дереву топором.

– Надюха расшумелась, – дёргаю уголком губ в жалкой попытке улыбнуться. – Ушла от греха подальше, пока она впадает в коматозное состояние.

– Надо было их поселить в одну палатку, – хмыкает Марат, приглаживая мокрые, растрепавшиеся волосы. – Развлекали бы друг друга.

Хочется спросить, почему он читал ей стихи вместо того, чтобы удовлетворять мужскую гордость, но я молчу, боясь обидеть щекотливой темой. Киваю, соглашаясь с выводами ночного собеседника, и перевожу взгляд на полоску сереющего горизонта.

– Знаешь, я ведь не сразу заметил тебя, поэтому выбрал твою подругу. Надя на вид такая лёгкая, доступная, раскованная, – усмехается, поднимая руку и осторожно касаясь моих пальцев, лежащих на коленях. – А потом увидел самую красивую девушку на свете, и она не отпускает мои мысли. Словно наваждение. Будто заезженная пластинка. Всё крутится, крутится, крутится. И я держусь из последних сил, чтобы не зажать её, не наброситься с поцелуями, не подмять под себя и не сделать своей, наплевав на друга.

11. Глава 11

Артём

Почему я раньше не писал романы? Редактировал, читал, перекладывал в сценарий. Что-то нравилось, что-то восхищало, от чего-то чесались руки, мечтая порвать или сжечь, но никогда не возникало желания самому уложить свои мысли и чувства в таком формате. Увлечённо набрасываю в файле текст, не замечая проходящих минут и часов, а некоторые фразы по привычке ложатся в стихи, образуя странную смесь.

Он – стихоплёт, потерявший память и изъясняющийся в рифму, она – лечащий врач, пытающийся нащупать отголоски прошлого. Он видит в ней своё спасение, излечивающее непонятную пустоту в груди. Она не позволяет быть себе счастливой, пережив насилие много лет назад. Они такие разные, но слишком нужны друг другу.

Странно, но отстукивая по клавиатуре, образы визуализируются именно наши. Я – потерявший себя и не знающий как с этим жить. Анита – забывшая, что значит доверять, и не понимающая, как вернуть себе вкус к жизни.

– Тём, заканчивай, – отвлекает недовольный голос Марата. – Рассвет скоро, а ты всё не угомонишься.

– Извини, – тру уставшие глаза, морщась от ощущения песка в них. Надо бы купить капли, спасающие в момент перегрузки зрения. – Увлёкся. Буквы сами на лист ложатся.

– Давно не видел тебя таким ошалелым, – криво лыбится друг, устраиваясь на вспененной подложке и с пшиком открывая бутылку пива. Всегда поражался его противоречивости в следование здоровому образу жизни. Спать на жёстком, тратить сорок минут утром на зарядку и пробежку, дотошно капаться в меню при заказе еды, и в тоже время совмещать полезность со спиртным отрывом, когда тарелки ломятся от острых колбасок и вяленого мяса. – Никак поэму сочиняешь или сценарий к опере?

– Роман. Любовный, – тяну и слова, и губы в улыбке, наблюдая за реакцией любителя катастроф и апокалипсов.

– Что? – захлёбывается пивом Марат и долго давится кашлем. В неярком свете ночника отчётливо видно, как его лицо густо краснеет. – Крыша поехала?

– Нет, Музу встретил, – почти пою, потягивая затёкшую спину.

Сам себе напоминаю довольного кота, которому перепала миска сметаны, а за сожранный деликатес ещё и почесали пузо. С удовольствием сканирую смены эмоций на лице друга. Удивление, неверие, какая-то снисходительность, будто смотрит на шалости ребёнка, и в конце непонятная злость.