– Видел я только что твою Музу, – цедит сквозь зубы, отставив бутылку к выходу и повернувшись ко мне спиной. – Луной любовалось и от подруги пряталась. Посидели немного. Обсудили жанровые проблемы в самиздате.
– Там ещё? – подрываюсь, откидывая ноутбук, и пытаюсь дотянуться до кроссовок.
– Угомонись. Спать ушла. И тебе пора. Дай хоть три часа отдохнуть.
Не понимаю, с чем связаны скачки его настроения. То ржёт, как конь, то дуется, как обиженная барышня. Сам сюда приехал, сам бегал весь день павлином, обхаживая девушек, сам потащил одну из избранниц в лес, а потом сам же всё испортил, приняв на грудь больше, чем требуется для веселья.
Открываю клапан на входе и выставляю на улицу недопитую бутылку пива, чтобы не воняла внутри. К тому времени, как вытягиваюсь на матрасе, выключив походный светильник, со стороны Марата уже слышится тихий, раскатистый рокот, увеличивающий громкость с каждым новым вдохом.
– Отлично, – натягиваю одеяло на голову. – Всю ночь придётся слышать пьяный храп.
Проворочавшись несколько минут, решаю принять успокоительное в виде выставленной ранее бутылки с хмельным напитком. Выползаю наружу, ёжась от влажной прохлады, нащупываю почти полный сосуд и иду в сторону водоёма, чтобы никому не мешать.
Первые рассветные мгновения. Природа замерла перед торжественным выходом светила. Насекомые не трещат, комары попрятались под листья, птицы притихли в ожидание солнечных лучей, разрезающих лесную чащу.
Смотрю на всю эту сонную красоту, не спеша потягивая тёплое, противное пиво. Мутный, молочный туман накрыл собой озеро, скрыв от взгляда спокойную гладь. То там, у ивы, то здесь, почти в ногах, слышится всплеск воды, потревоженной рыбами.
Уверен, Аните понравился бы вид. Скорее всего, она бы заворожённо глядела на горизонт, поделенный неровной полосой на тёмно-зелёную плоскость и припудренную, пушистую серость с золотистыми мазками и с розоватыми сполохами.
Стоит подумать о ней, как в памяти всплывает наш поцелуй на этом самом месте. Руки явно чувствуют жар, исходящий от стройного тела, пальцы ощущают нежность кожи, губы млеют от сладости её губ. И отклик Аниты пьянит посильнее любого вина. Если бы нам не помешали…
Рисую картины, как снимаю с неё футболку, оголяя плоский живот, упругую грудь, острые ключицы, как торопливо стаскиваю тесные джинсы, зацепив вместе с ними шёлковое бельё. Приподнимаю под попку, сминая ладонями мягкие ягодицы, подтягиваю повыше, потираясь пахом о влажную промежность, а затем опускаю на член, рыча от удовольствия.
Так бы и провёл в ней отведённое вселенной время, погружаясь в заманчивую тесноту, утопая в податливом тепле, насыщаясь приторным дыханием, лишь бы слышать из её уст «люблю тебя, Артём». Так бы и умер в ней, выдыхая счастливый стон и закрывая глаза с дурацкой улыбкой.
Судьба? Думаю, да. Только сейчас я прочувствовал весь вкус жизни, рассмотрел всю красоту природы. Когда ещё так восхищался рассветом, сидя на берегу? Никогда до сегодняшнего утра. Когда возбуждался от одних мыслей о поцелуе. Если только в пубертатном возрасте. Тогда стояло от малейшего взгляда на журнальную красотку в белье, а в осознанном возрасте не припоминаю такого.
Дождавшись взошедший на небо диск, возвращаюсь в палатку, намереваясь дополнить красками просыпающейся природы написанный сюжет. «Это первое, что она показала ему, выведя за руку из больницы, первое, чего коснулась его душа, наполняя теплом пустоту в груди. И рядом женщина, так похожая на Аниту, с интересом смотрящая на мужчину, у которого нет слов, чтобы выразить свои чувства, кроме рифмы, отскакивающей от зубов».