На лестнице послышались шаги, и я машинально встал. А потом замер. Она надела белое платье. На фальшивую свадьбу. Ее волосы были собраны в низкий кудрявый хвост, в который была вплетена атласная лента. Может, этот день и правда значил для нее больше, чем могло показаться, а превратился в фарс. И я косвенно был тому причиной. Я хотел было сказать, что она выглядит просто чудесно, но, кашлянув, чтобы голос звучал потверже, произнес:

– Ты опоздала.

Она ничего не ответила, но ее взгляд остановился на моих ботинках, выдавая все ее мысли, которые считывались так легко, словно в меня декодер встроили. «Ненавижу тебя. Ненавижу твои дурацкие ботинки». Да, не так я это себе представлял. Хотя, признаться честно, вообще никак. Ну кто женится в двадцать один?

Пара, тоже ожидающая своей очереди, внимательно нас рассматривала. Им было в два с половиной раза больше лет, чем нам, но искренности и чувств между ними было больше, чем мы изображали, раз в пятнадцать.

– Волнуешься? – спросил я, чтобы просто заполнить паузу.

Жаклин подошла к окну, раскрыла его и, не глядя на меня, бросила:

– Нет.

Ее лицо настолько не умело скрывать эмоции, что это было даже комично. Все девушки, с которыми я имел дело раньше, владели искусством вранья в такой степени, что агенты А.Н.К.Л. бы позавидовали. Но не эта. Тем невероятнее было то, что она согласилась на сделку.

Двери зала распахнулись. Я протянул руку, Жаклин замерла, вздрогнула, а потом наши пальцы все-таки переплелись.

– Леди и джентльмены….

Дальше шла абсолютно стандартная речь. Мою фамилию, как обычно, исковеркали. Я дал свое согласие на все. Настала очередь Жаклин.

– Согласны ли вы быть вместе в горе и радости, в богатстве и бедности, в болезни и здравии, пока смерть не разлучит вас?

Рука Жаклин в моей руке ощутимо дернулась, и я сжал ее чуть сильнее.

– Да.

Она отвечала с таким непроницаемым лицом, как будто ее вели на казнь, ей-богу. А мне было наплевать. Меня волновали только возможности, которые открывал для меня этот брак. Не более.

– Если кто-то в этом зале считает, что данный союз не должен быть заключен, пусть говорит сейчас или молчит вечно.

Мы одновременно обернулись, потому что, кроме нас двоих, женщины из мэрии и приготовившегося заснять первый свадебный поцелуй штатного фотографа, в помещении никого не было.

– Простите, по привычке, – неловко произнесла она, приподняв плечи.

На моем безымянном пальце появилось кольцо. Простой ободок из белого золота. Руки Жаклин дрожали, а взгляд казался каким-то мутным. Но я заметил у нее на носу несколько забавных веснушек. Как будто кто-то случайно брызнул кисточкой. На щеках их не было.

– Властью, данной мне штатом Калифорния, объявляю вас мужем и женой…

И где-то здесь, между фразой «Можете поцеловать невесту», вспышкой камеры и вскриком работника мэрии, Жаклин приоткрыла рот, будто ей не хватало воздуха, и начала медленно клониться набок. Я успел поймать ее до того, как она рухнула на мраморный пол.

– Все нормально, просто душновато, – прохрипела она. Значит, все-таки не потеряла сознание. Вот засранка.

– Может, позвонить девять-один-один? – спохватился фотограф.

– Не стоит. – Жаклин попыталась подняться, но ее фальшиво повело в сторону. И я, не колеблясь, подхватил ее на руки. Взвизгнув, девчонка вцепилась мне в плечи.

– Мы уже можем идти? – спросил я, на ходу обернувшись к ошарашенной сотруднице мэрии. Та кивнула, а потом растерянно добавила:

– Поздравляю.

– Давайте подержу вам дверь, – предложил фотограф, подскочивший к нам.

– Спасибо, – кивнул я и под изумленными взглядами ждущих своей очереди вынес невесту на руках, как если бы мы действительно перешагивали порог нашей новой жизни.