– А прежний? – с придирчивостью прокурора спросила я.

– В Ванкувере. Отец – адвокат, у него своя контора и на полках две сотни выигранных дел. Хотя меня не было дома уже шесть лет, думаю, сейчас их гораздо больше. Мать умерла, давно уже. Есть мачеха – домохозяйка. В Ване у отца дом за городом, четыре спальни, три автомобиля. Здесь у меня квартира в центре Эл-Эй, один пикап, четыре мотоцикла, не считая инвентаря: он спонсорский.

– Живешь на родительские деньги?

– На свои.

Я видела, как он расплатился платиновой картой «Американ Экспресс», что подтверждало: дела у него действительно шли неплохо. Но в двадцать один? Откуда?

– Не поддерживают?

– Никогда не принимал их помощь и не буду, – коротко ответил он. Боже, когда дело доходит до работы, эмоциональный диапазон у этого парня не больше, чем у расчески. Заметив, что я явно не удовлетворена ответом, Бланж пояснил: – Хочу сам решать, что делать. Как зарабатывать, где жить, на ком жениться. – Он подмигнул. – Деньги ограничивают. Чужие – особенно.

– Как зарабатываешь? – Забавно, но подобный разговор никогда не сложился бы при любом нормальном знакомстве. Но «нормальное» – не наш вариант, поэтому я допускала любую бестактность, а Бланж мне ее позволял.

– Мотокросс, – все так же выжигая на моей коже целые поэмы глазами, произнес он. Боже, ну и взгляд. В нем будто тяжесть сотен миров, одновременно обративших на меня свое внимание. – Меня недавно взяли в хорошую заводскую команду.

Я промолчала.

– Это круто, вообще-то, – не дождавшись от меня восхищенной реакции, добавил он. – Очень круто. И за это платят. И платят очень хорошо. К тому же у меня теперь постоянные спонсоры. Обеспечивают запчастями, логистикой и техникой. Так что я занимаюсь тем, что доставляет мне удовольствие. Что насчет тебя, Жаклин Эванс? – произнес он медленно, словно тоже пробуя мое имя на вкус. Судя по выражению лица, ему понравилось.

– Я просто учусь, – ответила я коротко. Мне незачем врать. Ни в чем выдающемся не преуспела. Ничего не добилась, не достигла. Мое самое большое достижение года – не помереть от отравления кишечной палочкой после всех тех забегаловок, в которых я вынуждена обедать. – А, ну, еще я фотографирую.

– Полезный навык. Я найду ему применение. – Тут я хотела добавить, что вообще-то не ищу себе применения, но не успела, потому что он спросил: – Что с семьей?

– Мать и отчим живут в Сан-Диего, у него там крошечный бизнес: подержанная сельхозтехника, проржавевшие запчасти, ничего особенного – обыкновенная семья средней руки. Я с ними общаюсь нечасто, разве что с матерью по телефону, так что проблем не будет. В общем, это все, что тебе надо знать. После тринадцати я жила с бабушкой с дедушкой, и тебе повезло, что они больше не с нами, потому что иначе никакой сделки бы точно не было.

– Почему?

– Меня так не воспитывали. – Я уставилась на донышко своего полупустого бокала, не особо желая разговаривать на эту тему.

– Искренне веришь в святость брачного союза? – спросил он, снова заставляя колебаться мои внутренние весы добра и зла, которые и так последние дни были неспокойны.

– Верю, что в мире существует человек, предназначенный именно тебе, и только за него стоит выходить замуж.

– И разумеется, лишь один раз?

– Почему нет?

– Просто ты на грани того, чтобы израсходовать попытку, Жаклин, – напомнил он и приподнял бессовестно острые брови.

Я встала, потянулась к заднему карману, где припрятала пару двадцаток на всякий случай, и бросила одну на стол. Еще нужно до общежития добраться, а на улице стемнело.