Однако последующие события показали, что еще как может.

– Ну что ж, – купился лектор, – похвальная тяга к знаниям. Берите с этих молодых людей пример! – добавил он, обращаясь к моему потоку.

Я с шумом выдохнула. Панов и его свита ухмыльнулись.

– Проходите же, молодые люди, проходите, лекция уже началась, – поторопил их мужчина.

Я склонила голову и наклонилась так низко, что мой нос почти коснулся парты. Интуиция просто вопила, что Панов явился по мою душу, и моему едва установившемуся душевному равновесию пришел конец.

Я сидела едва дыша, горячо молясь, чтобы он не обнаружил меня среди целого потока.

Но мои мольбы не были услышали.

В полной тишине звук шагов, заглохших перед моей партой, казался оглушительным. А насмешливый голос, прозвучавший после, и вовсе громоподобным:

– Двигайся, мышонок, ты тут не одна.

Я сцепила зубы. Тело отчаянно не желало слушаться, и чтобы заставить пальцы отцепиться от столешницы и сдвинуться вбок, освобождая место рядом, мне пришлось приложить просто титаническое усилие.

А потом меня осенило. Ведь он сел с краю, а значит, я могу отодвинуться на другой конец ряда. Я дернулась, собираясь осуществить свою затею.

И едва не села на его приятеля, который непонятно когда успел обойти ряд с другой стороны и устроиться слева от меня.

– Осторожно, рыжик, – осклабился он, – я-то не против, но Пан, – кивок направо, – может заревновать.

Я заторможенно перевела взгляд туда, куда он указал.

Панов уже сидел справа, перекрывая мне выход. Рядом с ним устроился второй его приятель.

Я оказалась зажата с обеих сторон.

Вновь в ловушке.

– Итак, вернемся к показателям, – голос лектора раздавался где-то далеко-далеко, будто из другого мира, к которому я больше не принадлежала, – давайте рассмотрим принципы прогнозов здоровья населения…

– Чушь полнейшая, – протянул Панов, – можно подумать, нельзя найти более подходящие темы для обсуждения.

– К примеру? – подал голос громила слева от меня.

– К примеру, – подхватил Панов, – размножение мышей.

Сердце застучало у меня где-то в горле.

– Фи, какой моветон, – поморщился громила, – нет бы вести речи о высших материях, а не об этих ваших… мышиных демографиях.

– Можно и о материях. О шелке, к примеру. И о том, как классно на нем трахаться. Он не липнет к коже, охлаждает разгоряченное тело и приятен на ощупь. Скажи, мышонок, ты бы хотела трахнуться на шелке?

Мое лицо начало гореть. Неужели им больше нечем заняться?

– Ого, какая привилегия, – присвистнул громила, – не каждому такая достается, рыжик. Кого-то среди швабр приходуют, а тебе на шелках нежиться предлагают. Видимо, ты и в самом деле запала ему в душу.

– Так что скажешь, мышонок? – Панов скривил губы в кривой улыбке. – Хочешь отдаться на шелках?

Я сглотнула. Преподаватель продолжал вещать, и я отчаянно пыталась сосредоточиться только на его лекции, но низкий, вкрадчивый голос Панова будто сам ввинчивился мне в уши и пробирался прямо в мозг.

– Молчит, – констатировал громила, – значит, не фанат шелка. Может, ей больше нравится бархат? Пан, у тебя дома есть бархат?

– Есть обитые красным бархатом эксклюзивные кресла и софа из итальянской коллекции. Давно мечтал опробовать их в деле. У тебя неплохой вкус, мышонок.

Не слушай их, Мира, записывай лекцию, до короткой перемены осталось всего тридцать пять минут – а там я что-нибудь придумаю.

– Опять не угодил, – развеселился громила, – бархат в пролете, Пан. Придумай что-нибудь другое.

– Что насчет натуральной кожи? – наклонился ко мне Панов. Я склонила голову вправо, чтобы отгородиться от него стеной своих волос, но Панов приблизился и принялся шептать прямо в ухо, посылая по моему телу волны мурашек. – Лично меня безумно заводит ее запах: такой мускусный, такой животный, такой живой… Прямо как запах твоего тела сейчас… Салон моего Гелендвагена обит натуральной кожей, мышонок. Что, если мы смешаем наши с тобой запахи в нем?