Резануло по самому сердцу.

«Нет! – готов был закричать я. – Неправда!»

Но я не закричал. Только ноздри раздувались.

– Ты жив только благодаря защите императора, Марс.

Хвост поднялся со скамейки. Меня затрясло от злости. Я должен был что-то ответить.

– Неправда, – выдавил я, и щёки вспыхнули от стыда.

– Позаботься о том, чтобы твой друг Фенг Ин не попал под дурное влияние, – Хвост развернулся и направился к статуе дракона земли.

Он всё знал. Он действительно знал, что Лонгвей прибыл в Академию под личиной этого барона.

– Выучись на управленца… – голос отступавшего Хвоста звучал всё тише. – И после этого возвращайся в свой Бергхольд. Возможно, ты даже справишься с герцогством.

– Я справлюсь! – пообещал ему в спину.

– Нам всё равно, – его голос напоминал шелест ветра, фигура растворялась в сумраке за пределом света фонарей. – Присмотри за его высочеством – и потом можешь быть свободен.

Хвост исчез. И как только это случилось, застрекотали насекомые, зашелестели кроны. Жизнь вернулась в парк.

Некоторое время я сидел, совершенно растерянный: можно ли считать его слова обещанием некоей придворной партии спустить меня с поводка? Есть ли у него полномочия это обещать? Кто за ним стоит? Зачем им оставлять меня при Лонгвее, если они меня в чём-то подозревают? Конечно, я единственный, кого он считал своим другом, и это давало определённое моральное влияние, но…

Мои плечи поникли, с губ сорвался смешок. Потерев переносицу, я засмеялся: только что тайный стражник намекнул, что они знают о моих недобрых намерениях, мне предложили свободу, которую я так хотел. А я ощущал сильнейшее разочарование, словно по сердцу когтями скребли, потому что… я ведь правда надеялся встретиться с теми, кто знал моего отца.

И теперь эта надежда была разбита: меня выманил Хвост, хоть я и не понимал, зачем такие сложности, когда можно было поговорить в гостинице.

9. 9: Лада

Тримас осторожно коснулся моего локтя и чуть потянул в сторону кареты. Он уже просил меня идти, повторил приглашение жестом и теперь коснулся. Я не тряслась и даже почти могла дышать, но… тошно. Мне было невыносимо тошно.

Домой. Я хотела вернуться.

Я была настолько поглощена паникой и отвращением, что не заметила, что произошло. Вдруг дёрнулся Тримас. Рявкнул женский голос:

– Что уставился? Глаза лишние?

Имперка стояла, сжимая эфес шпаги. Нахмуренные брови, дикие раскосые глаза, подрагивающая верхняя губа и блик солнца на щеке. Тримас побледнел, но в целом сохранял спокойствие.

Остальные полицейские имперцами не были, но они просто отворачивались. Я растерянно смотрела на Тримаса и имперку, не понимая сути их конфликта. Радуясь тому, что не впала в панику от её крика.

Молчание давило, нагнетало напряжение в воздухе.

– Мы прошли досмотр, – тихо произнёс Тримас. – Можно нам…

– Я спрашиваю, – почти рычала имперка, – почему ты на меня уставился так дерзко? Что-то задумал?

В ней кипел непонятный гнев. Я ведь ей не возражала, пусть до полного досмотра мы не дошли. Из-за чего она взбесилась? Почему донимала Тримаса?

На его висках проступили капельки пота. Он боялся!

– Зачем вы это делаете? – спросила у имперки.

Она медленно повернулась ко мне. Ноздри её раздулись. Взгляд… я знала эту дикую жестокость. Тогда, во время беспорядков, бунтовщики смотрели на нас с такой же ненавистью. «Трусливое стадо, безропотно принявшее власть императора», – назвали нас они, прежде чем начать бойню, которая отвлекала силы правопорядка от противодействия захвату инфраструктуры города.

Имперка тоже устроит резню…