– А громкими разговорами мешать окружающим наслаждаться завтраком – это повод для гордости? – осведомился я, тщательно скрывая раздражение. – Или тебе настолько скучно, что приходится использовать столь глупые способы нарваться на дуэль?

Лонгвей чуть откинулся на спинку кресла и почти не сдерживал улыбки – вот кто бы с удовольствием посмотрел, как я с кем-нибудь смахнусь. Да и девушки рядом со мной переменили позы, я физически ощутил их возросшее любопытство.

– Дуэль… – брюнет покрутил в пальцах сигарету.

– У нас не курят, – очень любезно предупредил официант, принимая от баристы две чашки кофе.

– Ещё один раб правил! – брюнет помахал тонкой белой палочкой с табаком, прикусил её уголком губ и ехидно посоветовал. – Не бойся, именно курить я не собираюсь.

Слишком эпатажный.

– С кем имею несчастие общаться? – поинтересовался у меня брюнет.

Я терпелив, но этот паяц… умел раздражать.

– Герцог Марс Берг.

Волна охов и шепотков прокатилась по вагону-ресторану. Большинство здесь не были высшей знатью и не слышали, как я знакомился с моими внезапными попутчицами.

Брюнет неожиданно рассмеялся, выронил сигарету, попытался схватить её, но она соскользнула по пиджаку и закатилась под кресло. Брюнет только рукой на неё махнул:

– Э нет, благодарю за предложение, ваше сиятельство, но, боюсь, дуэль с четырёхкратным победителем всеимперского состязания фехтовальщиков в своей возрастной категории не то развлечение, с которым я хотел бы сталкиваться.

– Тогда и вам стоит вести себя пристойно, – отозвался я с намёком, – во избежание развлечений, с которыми сталкиваться не хочется… сударь.

– Барон Витольд Гадула, – кивнул брюнет и, вытащив ещё одну сигарету, добавил. – У вас и впрямь нет причин опасаться полицейских, верный слуга императора.

Внутри полыхнуло жаром. Вспышки эмоций – не лучший спутник для того, кто должен постоянно скрывать свои настоящие мысли. Но было в этом Гадуле что-то невыносимо раздражающее. Кровь закипала, норовила хлынуть к лицу.

И при этом я не мог отрицать его слов о службе императору. Провокатор Гадула или нет, есть здесь соглядатаи или нет, здесь был Лонгвей, и он, к счастью, после заявления барона смотрел на него, а не на меня.

Верный слуга императора… Мои зубы почти скрипнули. Глаза Гадулы чуть дрогнули – он отслеживал мою реакцию. А затем развернулся к Лонгвею и спросил:

– Так какие у тебя, говоришь, планы?

Официант поставил перед ними две чашки кофе.

Гадула будто позабыл о моём существовании. Лонгвей бодро отрапортовал свою легенду о планах поступить на государственную службу, за что тут же удостоился критики за выбор столь скучного поприща и не желание посмотреть мир, прежде чем бестолково положить жизнь на алтарь бюрократии. Говорил Гадула громко на грани приличий и ничуть не тяготился тем, что мешал остальным. Лонгвей удивительно внимательно слушал его рассуждения.

Ну а я вернулся к разговору с девушками. Они тоже ехали учиться, только не в Генеральную академию, а в Академию искусств для получения высшего музыкального образования. Полученное в Золотом городе воспитание истинного имперского аристократа позволяло мне достаточно разбираться в этой теме, чтобы поддерживать вполне живую беседу. Краем уха я отслеживал Лонгвея – он о чём-то бодро общался с этим Гадулой и не пытался следовать договорённости о розыгрыше знакомства со мной. Увлечённость Лонгвея новым собеседником легко распознавалась по восторженному блеску глаз, от них то и дело доносилось что-нибудь вроде «свобода воли», «право выбора». От них даже соседи по столикам отсели – от обвинений в вольнодумстве подальше.