– Тебе все хорошие, кто мамку не обижает и тебе сахарные леденцы даёт, - усмехнулась травница. – Иди уже, Янка в комнате. И смотри мне, не обижай.

– А что это? - я потрясла бутылкой, которую несла в руках.

– Спирт, - коротко ответила женщина. – Не такой чистый, как медицинский, но лучше того варева, что может достать Тихомир.

– Им поить будем? - удивилась я.

– Нет, Ратибора самогоном напоим. Он – мужик непьющий, много не понадобится. А спиртом обработаем инструмент.

– Инструмент выглядит как новый. Словно, его только сделали, - покачала я головой. Перед глазами всё ещё была холодная, блестящая сталь.

– Потому что чищу и точу, - усмехнулась женщина. – Нельзя допустить, чтобы заржавел.

– Мама, я боюсь, - тихо призналась я. Отвар, который я выпила ещё дома, подействовал, но не так сильно, как хотелось бы. – Тебе не страшно?

– Я видела смерть множество раз. Не забывай, кем я была раньше. Да и работа травницы не такая уж и спокойная. Вообще, такими операциями занимаются именно лекари, травницы же просто простуду лечат, да боли в спине. Но, когда на всю округу ты единственный человек, который знает, с какой стороны к ране подойти, выбора не остаётся. А страх… Страх уйдёт.

– Я даже уколы никогда не колола, - призналась я. – Страх причинить боль во мне слишком силён.

– Ты в корне неверно мыслишь, - оборвала меня мама. – Ты же понимаешь, что это во благо, а не просто так, захотелось поиздеваться. У нас не концлагерь, опыты не ставим. Лишь хотим помочь, хотим спасти жизнь хорошему человеку. Фонька прав, Ратибор действительно заслуживает уважения, не говоря уж о жизни. А об Авдотье не думай, к тебе она не подойдёт. Да, будет язык распускать, да, коситься. Но не тронет ни тебя, ни Янку. Это склад характера такой. Болтает, но грань не переходит. А Ратибор, если выживет, быстро язык жёнке прищемит. У него с этим строго.

– Я её и не боюсь, - усмехнулась я. – Мама, ты уверена, что отвар поможет не рухнуть в обморок?

– Не уверена, - вздохнула она. – Но если ты позволишь себе упасть, как благородная леди на балу, то считай, что Ратибор помер. Одна я не справлюсь, а больше никому нельзя показывать инструмент.

– Я постараюсь, правда, - шепнула я, сжимая бутыль леденеющими пальцами. 

Только вот чем ближе мы подходили к дома Авдотьи, тем сильнее накатывал страх. А я поняла, что искренне завидую людям, которые в экстренных случаях могут мыслить здраво. Я к таким людям не относилась. 

А ещё я поняла одно, если у меня получится выдержать операцию, то я стану травницей. Ещё не знаю, как сложится моя жизнь, но я знаю себя. Если Ратибора получится спасти, я не брошу это дело.

– Я всё принёс, - Тихомир смотрел на нас с надеждой и толикой панике.

– Хорошо, - кивнула травница. – Клади на лавку, а простыни мне дай. Арника, помоги.

Мы застелили стол простынью, предварительно убрав всё с него и протерев тряпкой.

– Тихомир, неси батьку на стол. Положи его. 

Когда Тихомир вышел, женщина перелила самогон в пустую банку и поманила меня рукой.

– Знаешь, когда-то этот способ считался едва ли не самым лучшим, чтобы отправить больного в глубокий сон. Со временем научились делать обезболивающее, но именно этот способ быстр и прост, когда вблизи нет обезболивающего.

– Напоить алкоголем? - непонимающе переспросила я. – Неужели можно настолько много выпить?

– Можно, - усмехнулась мама. – Можно и помереть от отравления. Но я сейчас не о чистом алкоголе. Идём со мной, только так, чтобы никто не видел.

Я вышла следом, на улицу. И не поняла сразу, зачем травница срывает цветы.