Однако дети упёрлись. Мариша вовсе перепугалась насмерть от самой идеи, что надо идти к портному. Она всю жизнь донашивала одежду с чужого плеча, что отдавали из милости, когда самим негодна становилась, и на кусок блестящей кожи взирала с опаской, как на свернувшуюся змею. Павлюк растолковывал, что им, беглым магам-полукровкам, надо одеваться как можно незаметнее, а не щеголять в кожаных куртках и жилетках.

Аня всецело признавала его правоту, но как же ей хотелось нарядить детишек покрасивее: внучки на Земле так любили обновки, так забавно вертелись перед зеркалом, когда примеряли платья. Аня мечтала вернуть детям хоть маленький кусочек светлого детства, что у них с рождения украли! Мать Мариши несколько лет была любовницей мага, владельца небольшого поместья. Любовницей не единственной ­– маг завёл себе целый гарем из молоденьких деревенских девчонок – но самой любимой из них (по крайней мере, так она сообщала родственникам). Беременность нарушила планы женщины надолго задержаться в фаворитках: её сослали в родное село, пока не родит и в форму не вернётся, так что отношение к дочери у женщины сложилось самое негативное. Как только любовник позвал её обратно, мать Мариши тут же уехала в его богатый дом, оставив новорожденную девочку на попечение своей престарелой матери. Спустя семь лет она вернулась, ожесточённая и разочарованная, во всех своих бедах и неудавшейся жизни обвинила дочь и отправила её работать поварёнком на кухне сельской таверны. Собственно, следующее заметное вмешательство матери в жизнь дочери произошло, когда в той обнаружились магические силы: родительница недрогнувшей рукой оттащила девочку к стражникам и сдала на убой.

– Мариша, садись за стол, – в который раз напомнила Аня девочке, что они завтракают-обедают все вместе, и ей не нужно прислуживать, как в таверне, где ребёнка эксплуатировали как мастерицу на все руки: и кухарку, и посудомойку, и уборщицу, и разносчицу. Ещё и попрекали за неопрятный вид и нерасторопность.

Девочка спохватилась, кивнула и села, но ложкой работала, боясь поднять глаза, пока Павлюк весело болтал и рассказывал Ане, где в городе местный секонд-хэнд имеется: рынок-барахолка, на котором можно купить самой неприметной одёжки.

Проблема легализации детей и их обучения контролю магии вставала в полный рост.

Вечером важный, нарядный лакей привёз приглашение на приём к Арине Гине – второй клиентке Ани, той, что мечтала избавиться от мужа-купца. Приём был назначен на следующий день, следовало позаботиться о наряде.

– Почему не сказала, что тоже идёшь на этот приём? Что обо мне подумают, раз я лучшей подруге ювелирных украшений не подобрала? Ты убиваешь мою репутацию, – недовольно бурчала Феррина, стоя рядом с Аней в сверкающем зеркалами зале. – Отвернись-ка к окошку, я свой браслет на твою руку переодену. Не переживай, он не брачный, и не упрямься: тут встречают по одёжке и провожают по ней же! Так, это кольцо тоже бери. Не лезет на средний палец – на безымянный надень! Видишь, как влито. Нет, скажи, тебе очень трудно было в мою лавку заглянуть, когда за новым платьем бегала? Я ж ни гроша с тебя не спрошу!

– Оттого и не заглянула, – улыбнулась Аня, – неудобно без грошей драгоценностями обвешиваться. Я подумывала к другим ювелирам зайти, но побоялась, что ты обидишься.

– Шутишь?! Я бы не обиделась, я бы смертельно оскорбилась!

– Я верну завтра браслет и кольцо, – пообещала Аня, и подруга тяжело вздохнула и разве что у виска пальцем не покрутила:

– Хорошо, но назад заберу их с условием: как соберёшься в свет выезжать, так обязательно КО МНЕ ЗАЙДЁШЬ! Расскажи-ка, Арина тебя пригласила по-дружески или по делу?