Пробовала почитать кое-что…
Мелькнула дерзкая мысль, смелая, несбыточная мечта… заниматься с Вас. – зимой…
В пятницу еще в Москву – на урок. Вернусь, вероятно, вместе с мамой.
Она сейчас в Москве с малярами.
В воскресенье прошлое была немного огорчена, что нет письма, ну да Бог знает – столько у него там всяких «затруднений» – неудобно было отсылать на почту; да и я сглупила, написала: «[Подгонит] письмо к субботе, я по субботам в Москве», он может подумать, что, придя в другой день, письмо не попадет ко мне, а с субботой их почта может не сходиться…
Глупая я, как всегда.
Как я ненавижу себя порой.
И жалею… страшно.
18 [июля 1907 г.]. Среда
С понедельника – остается – неделя.
Сейчас вот подумала об этом, и жуть какая-то охватила…
Страшно стало…
Как скоро! Боже мой, Боже мой, не оставляй меня…
Сейчас перечитывала его письма…
Я люблю первое, оно говорит мне больше… И в нем я как-то очень вижу Вас.
Какой он весь нежный, хрупкий. Необыкновенный мой, мой изумительный.
19 [июля 1907 г.]. Четверг
По-моему, счастье – в самом человеке. От самого человека зависит, быть счастливым или несчастным. Жизнь – ни при чем. Вздор это все: «везет, не везет»… Мне вот «везет» – а я несчастна. Отчего? – Жизнь дает мне все, что я хочу, а я страдаю… мучительно… А впереди – дорога передо мной – широкая, красивая, перспектива яркая…
Солнце светит мне ласково, звезды мерцают с улыбкой, а душа, вечно словно облаком темным окутана.
Чуть станет яснее, легче – опять, откуда ни возьмись, тучка набежит, заволокнет все, и душно станет, тяжко.
Вечные вопросы, мысли давящие, сомненья, постоянная неудовлетворенность, жажда «большой» жизни, полной и сильной, порывы, мечты…
Душа мечется, мечется, беспокойная, трепещущая, усталая…
Да, это значит – . И жизнь ничем не может тут помочь. Давай она мне в 100 раз больше того, что у меня есть, – все равно останется тоска в душе, всегда, всегда, и только со мной вместе умрет.
Иногда я жалею, что я не такая, как все, завидую веселым лицам, и хочется тоже смеяться громко и искренно, довольствоваться маленькими обычными радостями, маленькими требованиями и к самой жизни, и к людям, жить так, как живут кругом меня, стремясь к известному жизненному «благополучию» и не желая ничего «»…
Но порой, вглядываясь внутрь себя, я проникаюсь гордостью и каким-то особенным «уважением» к своей бедной мятущейся душе. И мне становится радостно – невыразимо… И я кажусь себе парящей в вышине, а люди вокруг – скучными, несчастными, живущими серо, угрюмо, сами того не сознавая… И мне жаль их делается…
Ах, Господи, Господи!
Кто же знает, как надо жить…
Кто может помочь, научить?
20 [июля 1907 г.]. Пятница
После Лосевского урока.
Вчера вечером я необыкновенно хорошо себя чувствовала – так было радостно, легко. Словно предчувствие чего-то очень хорошего. Я думала – будет сегодня письмо от В. Оказалось – другое…
Большое, радостное, что взбудоражило меня всю… – «Роль мальчика Тильтиля исполняет г-жа Коонен»305. Пусть – это вздор, пусть никогда ничего этого не случится, но очевидно, были какие-то намеки, планы, разговоры, не мог же писавший это выдумать сам… Еще если бы я была артисткой, дело другое, – а то кто ж меня знает?
Боже мой, а вдруг правда?
Играть, играть настоящую большую роль, еще учась в школе, не будучи актрисой!.. Нет, это невероятно…
Этого не может быть…
А все-таки какая-то надежда в душе, вера в возможность этого «необычайного».
И мне хорошо, хорошо, хорошо, как давно уже не было!
Вся душа моя затрепетала, когда я увидела свою фамилию в газете. Мне казалось, я читаю о ком-то другом…