Законы бывают странными и смешными. Их ведь принимали при разных Императорах. И многие потом не отменяли. Некогда, незачем... они ведь никому не мешают. Ну, кроме преступников.

И потому за убийство — только пожизненная каторга. А вот за побег из-под воли опекуна...

Опеку над знатными аристократами утверждает Император. Да, номинально. Но именно он ставит Коронную Печать на Грамоту. А значит, побег – измена Императору. В отличие от убийства, что является простым душегубством. Наказание за измену короне... тоже может быть пожизненная каторга. В лучшем случае. А вот в худшем – квалифицированная казнь. Чтобы другим неповадно было. Милосердная оговорка – с четырнадцати лет. До этого наказание определяет опекун, если поймает. Или – никто, если юноша возвращается уже взрослым. Девушкам возраст сам по себе свободы не дает.

Если мой брат продержится четыре года – вернется свободным. А вот я становлюсь врагом Империи – навсегда. Даже если вдруг опекун за это время раз — и скопытится сам. Моего ужаснейшего преступления это не отменяет и не прощает.

Мне плевать на историю этого закона. Его давно могли отменить как устаревший. И даже уважаю тех детей казненных мятежников, что когда-то сбежали из чужих вражеских замков, куда были отправлены «под опеку». Не было закона, позволяющего казнить просто за родство с мятежниками. И придумали этот.

Не всех беглецов тогда удалось поймать и «примерно» покарать. А закон остался. Виселицу за кражу батистового платка при прошлом Императоре отменили... но не плаху за бегство из-под опеки. Она осталась государственной изменой. Со всеми вытекающими.

Спасибо, хоть на родителей и детей этот бедлам не распространяется. Не при таком близком родстве. А вот бабушки и дедушки с внуками уже сильно под вопросом.

За Гелию и Оскара вступиться некому вообще – родители мачехи уже умерли, семья отца Гелии на нее плевала.

Мне убегать проще – одной. Но не с Оскаром.

Брачное исключение действует и здесь. Дева может рискнуть и удрать к официальному жениху. Даже до обращения его родни к Императору. Обратиться можно уже после. Если эту помолвку заключил еще ее предыдущий опекун. Эта поправка зовется «воля покойного». Конфликт двух опекунов.

Да, я была готова и на Традиционный брак. В моем случае и он – спасение. О будущем опекуне я была наслышана еще от отца.

Но мой жених даже не счел нужным отвечать на мое письмо. Без приданого и связей отца я ему больше не нужна и не интересна.

Я была готова даже обратиться за помощью к матери. Не только наступить на мою гордость, но и вдоволь по ней потоптаться. Уж матери-то я хотя бы нужна живой и здоровой. Как и отчиму.

Но за последние три года она ни разу не ответила на мои письма. Мать меня так и не простила.

- Еще один вопрос, племянница. Мой брат и твой отец держал в доме волка. Зачем? – буравят меня маленькие желчные глазки. Заплывшие не жиром - пылью. И затхлостью.

Конечно, держал. Как я сейчас держу удар. К счастью, волк – точнее, волчица, - бесследно исчез вместе с моим братом. Исчезла. И больше не объявилась.

Осенне-ржавая волчица... Нелегко было такую отыскать. Моя мать когда-то прибыла в замок моего отца в компании белоснежной волчицы. И с ней же уехала семь лет спустя. С ней и со мной.

И с приданым. Брак был Новым. И завершился волей моей матери. Ее желанием.

- Папенька увлекался охотой. Волчицу он вырастил с рождения. И она его очень любила. И сбежала в лес после его смерти.

Тупая, забитая курица не обязана связывать пропажу юного наследника титула и какой-то там полудикой зверюги.