- Вот видишь! – обрадовалась одноклассница. – Он тебя узнал! Пойдешь вечером? Скажешь, что Ирка ждет на их месте?

- Никуда не пойду, - набычилась я. – И Ирке своей скажи, что пусть сама зовет, если ей нужно.

- Так и знала, что ты в него втюришься! – сделала вывод подружка.

Я не желала, чтобы кто-то решил, что я влюбилась в этого блондина в оленях. И единственным способом опровергнуть догадку, было согласие стать посредницей в перемирии.

С того дня моя жизнь превратилась в ад.

Я таскала записки от Ирки к Ване и обратно.

Я вызывала на улицу то одного, то другую.

И с каждым днем я все сильнее ненавидела Ирку, посмевшую посягнуть на моего Ванечку.

И все сильнее влюблялась в Ивана Суркова…

***

Ваня не поступил в институт после десятого класса. В школу он пошел в восемь, а потому уже осенью ему пришла повестка в военкомат.

К этом времени я успела подружиться с мамой Вани тётей Любой, которая беззлобно подтрунивала надо мной:

- Красавицей будешь, когда вырастешь. И где только глаза у моего Ваньки?

Узнав, что сына направляют в учебку на западе страны, тётя Люба голосила на весть двор:

- Ой, Божечки! Да за что ж нам это наказание?! После этой учебки всех ребят отправляют прямиком в Афганистан!

- Люба, не ори раньше времени, - успокаивали соседки. – Может, еще обойдется.

Правда, в то, что «обойдётся» не верил никто, включая самого Ивана. И, конечно, Ирку. Которая даже не пришла проводить солдатика на призывной пункт.

- Нафиг оно мне надо? – вопрошала Ирка подружек, с которыми пила «столовое-европейское» все за теми же гаражами. – Жди его два года, а он придёт или калекой или придурком. Из Афгана нормальными не возвращаются!

- И то правда, - согласно кивали подружки. – На наш век нормальных мужиков хватит.

***

Я увязалась за Ваней и тётей Любой на вокзал, намереваясь проводить призывника на поезд.

Ваня был мрачнее тучи. Он постоянно оглядывался, словно надеялся, что Ирка передумает и придёт его проводить. Вертел головой, оказавшись в толпе таких же, как и он, обритых налысо мальчишек.

Тётя Люба молчала. Только прижималась к сыну и вымакивала платочком наворачивающиеся слёзы.

Я стояла чуть поодаль, словно понимала неуместность моего присутствия.

И не спускала глаз с лица того, о ком мечтала жаркими ночами.

Конечно, в моих мечтах не было ничего интимного. Ничего, что свойственно взрослой девушке. Да и о чем может грезить тринадцатилетняя соплюшка? Пройтись под ручку по улице. Посидеть рядом в кино. Почувствовать его руку на своих плечах.

- Прощаемся и загружаемся в вагоны! – прозвучал зычный голос прапорщика.

Заголосили матери.

Сурово сжали губы отцы.

Повисли на шеях солдатиков невесты.

Ваня, встрянув головой, словно сбрасывая с себя пелену наваждения и отбрасывая прочь все несбывшиеся надежды, рванул ко мне. Схватил в охапку. Поднял над землёй:

- Вот ты и будешь моей невестой, Алька! – коснулся губами моего лба. – Если дождешься, конечно, и встретишь, - поставил на перрон. Взглянул на мать:

- Я вернусь, мама! – прокричал уже на бегу. – Я обязательно вернусь!

- Мы будем писать, Ванечка! – тётя Люба уже не поспевала за набирающим скорость поездом. – И ты нам пиши!

Я бежала рядом и махала рукой поезду.

Видел ли меня тот, что назвал своей невестой?

Понимал ли он, на что обрекает тринадцатилетнюю девчонку?

Об этом я не знала.

3. Глава третья

С этого дня я зачастила к тёте Любе.

Первые полгода, пока Ванечка был в учебке, письма приходили минимум раз в две недели.

И мы обе, мать Ивана и я, жили от письма до письма.

Я забросила учебу и, конечно, съехала на тройки. Маму начали вызывать в школу и ругать за ненадлежащий присмотр за дочерью, которая еще в прошлом году была отличницей.