- Ну, они же про меня гадости болтают, - невозмутимо ответила Кеттелин.

- Так то про тебя, - ответил отец. – Про тебя весь город болтает. И песни похабные поет. Но Ирис-то совсем другая!

- Мы, вообще-то, от одного отца и от одной матери, - не на шутку обиделась Кеттелин. – Если я, по-твоему, дурная, то с чего бы ей быть лучше? И заметь: это не я забрюхатела. Может, про меня и болтают всякое, да ни один еще не посмел тебе похвастаться, что Вербену завалил в переулочке. Люди ерунду сочиняют, а ты и веришь.

- Извини, - спохватился Дегеда. – Ты у меня умная девочка, глупость не сделаешь. А и сделаешь, так я только рад буду, что все у тебя как у всех. Но с Ирис-то что делать?

- Говорю же: замуж выдавать срочно, - тоже сбавив тон, повторила Кеттелин. – Вон, ты мне о прошлом годе по осени женихов нахваливал. Неужто ни один из тех, что на меня согласен был, да не позарится на сестрицу, которая куда как симпатичнее?

- Мелкая она еще, - покачал головой Дегеда. – Люди дурное подумают.

- А когда в подоле принесет без всякой свадьбы, не подумают? – вздернула бровь Кеттелин. – Или прикажешь притопить приплод в ведре, как кутенка?

- Типун тебе на язык! – рассердился отец. – Что несешь тоже?

- Ну, тогда подыскивай служанку посговорчивее да помолчаливее: подушку ей на пузо привяжем, а потом пусть всем скажет, что ребенок ее. Денег заплатим и в дальнюю деревню отошлем. Вот только шило в мешке трудно утаить: разговоры-то все равно пойдут. Свадьба, как ни крути, лучше: даже если и будет народ болтать, что ребеночек рановато появился, пусть лучше думают, что оттого и со свадьбой поторопились. И те же деньги жениху за молчание. Да и внук твой при матери родной да дедушке расти будет, а не где-то в глуши.

- Внук, - задумчиво повторил Дегеда. – Вот уже и внуки пошли. Как жизнь-то быстро пролетела, эх…

- Никуда она не пролетела, - Кеттелин ободрительно обняла отца за плечи. – Вы еще сыновей, поди, не всех народили. Гоните прочь эту свою рыжую стерву – только бесит меня почем зря. Хотите, я Вам сама девицу найду? Нормальную, здоровую и милую. Она Вам еще с десяток сыновей родить успеет. Ну ладно, не с десяток, но троих-четверых точно.

- Не хочу я здоровую и милую, - отец потрепал дочь по голове. – Я по матери твоей скучаю.

- Зачем тогда эту гадину при себе держите? - с омерзением в голосе спросила Кеттелин.

- Вот потому и держу, что гадина, как ты говоришь, - рассмеялся отец. – Какая разница, с кем нужду мужскую справлять? Да и не больно оно мне теперь нужно – так, здоровья ради.

- Я не мужик, мне не понять, - подытожила Кеттелин. – Будь я на Вашем месте, меня дожидалась бы в постели милая и кроткая девушка, а не эта хабалка с ближайшего Полюбовного двора.

- Милую и кроткую любить надо, - пояснил отец. – Беспокоиться о ней начну, переживать, что с ней будет, когда умру. Да и потом, а вдруг и правда дети еще народятся… Не знаешь ты, что такое дети. Это ж сплошная головная боль. Зачем мне такое под старость лет? Я лучше на внуков со стороны полюбуюсь.

- Может, и знаю, - возразила Кеттелин, многозначительно посмотрев на отца.

- Точно, - вспомнил тот. – Этот твой сиротский Дом. Своих надо растить, а ты чужих подбираешь, силы на них тратишь. Когда уже их разгонишь? Все, поди, выросли. Вон, уже новых наплодили. Или это опять ничейные?

- Не надо отец, мы уже много раз об этом говорили, - остановила его Кеттелин. – Это мое дело. Или я много на них трачу? Так ты скажи, мы расходы урежем.

- Да не в деньгах дело. Какие там деньги? Обносков не жалко. Я вот что не понимаю: зачем оно тебе надо? Чтоб уважали? Так тебя и так уважают. Чтоб любили и самой любить? Так для этого своих надо рожать. Что ты время свое тратишь на всякую ерунду? Лучше б перед зеркалом лишний раз задержалась, лицо забелила или швею бы позвала да платье какое сообразила. Вот будем свадьбу играть – неужели и на свадьбу явишься в мужских портах да грязных сапогах?