– Выходит так, Мария Фёдоровна, что дочка ваша деньгами вас особо не жалует, а больше на наряды тратит для себя. Чтобы муж, значит, её не разлюбили! Конечно, дочка ваша собой видные будут. А любовь промеж мужем и женой – то коварная шутка будет! И дочка ваша не только дамочка красивая, но и врачиха тоже будут. Матушка ро́дная выучила, в люди её вывела. Оне теперь при специальности будут, да ещё и при каковской большой! И деньги оне получают кажный месяц при своей специальности на работе в больнице тоже. И зять ваш, еёный муж, тоже зарплату до дому приносит. А зарплата евоная хорошая, так почему и матери не дать деньжат немножко?..

– Да ведь я с ними проживаю, Тонечка! Не отдельно.

– Это мы понимаем, как тут не понять! Зять вас, вроде бы, кормит. А что вы работаете на них и семью обстирываете, да убираете в квартире, да готовите кушать им, и детки ещё ихние все на вас – то, вроде бы, и не в счёт вам…

– Да и бог с ним! Я дочери родной помогаю, а не только зятю одному. Дочь моя устроила свою жизнь, а мне много ли надо…

– Да и надо! А ведь вы очень похудевшие и хрупкие смотритеся! Вот оне, ваша дочка да зять, вам деньги на младшенькую внучку оставили какие, дали разве? Да и нет, раз вы молчите. Ничего оне не дали! Всё себе сгребли и смоталися развлекать себя да поправлять! А вы-то младшенькую на свою одну пенсию всё лето тянуть должны. Да ведь пенсии нашенские – это крохи одни при советской власти! Разве у нас специальности какие были? К примеру, вот вас, хотя и барышень, на специальность которую учили разве? Хотя бы на акушерку или поварихой? Нет, не учили. И потому пенсии у вас, как и у нас, простонародных людей, разве что только по нашей старости полагаются нам. Кто тогда, в наше тяжкое времечко, по трудовой книжке работал? Да никто! Выживали, да и ладно! Вот ежели кто на людей платья шил, в портнихах какие девки задирали носы, те совсем другая статья будет! Те хоть зарабатывали себе чуточку, хватало на ихнюю на хлеб-соль. Но прислуги настоящей, знавшей разные тонкости да капризы хозяйские, какая была до Октябрьской, больше нигде не требовалось. В дома к разным грубиянским начальникам прыгали те окаянные девки от мадамов, лихо совравши, что оне прислугой служили у господ. Вот и пошли тогда драки, полетели клочки по закоулочкам! Начали те кралечки законных супружниц от мужей выгонять! Да то ихние грязные дела были, а вот нам за какие такие грехи столько досталось? Всю жизню пришлось нам собирать и копить по грошику да по копеечке…

– Господь так судил, – смиренно отвечала моя бабушка.

С этого дня я категорически отказалась есть жаркое. Я настойчиво уверяла бабушку, что у меня пропал от жары аппетит. Она поверила мне наконец и старалась напечь оладьи. Мы ели сладкую манную кашу утром и лёгкий овощной суп в обед. Бабушка перестала покупать мне вовсе не дешёвое мясо с камешка, но от говяжьей и куриной печени решительно не отказалась. Я согласилась на компромисс с печёнками, подсчитав в уме, что они намного дешевле баранины. К тому же я нашла, что это, пожалуй, ещё вкуснее надоевшего жаркого! Я приноровилась в это трудное лето чистить картошку самостоятельно, стараясь разгрузить бабушку от её домашних дел. Ненавидя вытирать пыль каждый день, я сторговалась с бабушкой на этот унылый и тяжкий для меня труд, поклявшись, что буду вытирать пыль дважды в неделю, пока мы живём в квартире одни, и больше никого здесь нет. Бабушка согласилась, отступив от жёстких порядков нашей семьи.

– Это не больница, а квартира обыкновенная, – настаивала я. – Какая ещё здесь непролазная грязь? Кто к нам такой важный-преважный в гости ходит, чтобы нас осуждать и пыль выискивать всюду? Разве у нас настолько антисанитарно? И вообще мне надо побольше заниматься и много за это лето прочитать…