– Интересно, Тонечка! – живо отвечала моя бабушка. – Владимир Ильич его, значит, звали, вашего барина Кузьмина? Совсем как господина Ульянова! Тот тоже в адвокаты мог пойти. Неплохо бы зарабатывал при его хорошем образовании. Учился он ведь отлично, отрицать этот факт невозможно. Европейские языки знал, и не только говорил, но читал и писал, и переводил. Мог бы и в дипломатическую миссию пристроиться, там тоже, я думаю, адвокаты требовались. Да он пошёл другим путём…
– Это какой такой господин Ульянов? Да я ведь и не знаю его! – удивлялась старушка Тоня. – А к нашему барину многие приятели, адвокаты тоже, в гости заходили. Но господина Ульянова я и не знаю, и совсем не помню. Ведь я в горничных и в экономках числилась у господ Кузьминых, и гостей барских я видела не раз. Да только господина Ульянова я что-то вовсе не знаю…
– Как не знаете, Антонина Антоновна, голубушка! – восклицает моя бабушка. – Да ведь его теперь каждый ребёнок знает! Это же Ленин Владимир Ильич, его собственною персоной! По рождению он Ульянов, по фамилии отца записан, и в церкви русской крещён, без сомнения, я думаю…
– Ах ты, господи прости! Сплоховала я этот раз! – шепчет старушка Тоня. – Про Ленина я знаю, конечно, хотя к нашему барину Кузьмину он совсем не приходил. И никогда не приходил, клянуся, хотя наш барин были на весь Питер известный адвокат! А уж какие знаменитости у нас в гостях бывали! Певец Шаляпин Фёдор Иванович к нашему барину много раз приходили в гости. Вот уж кто пели так пели! За душу забирало! Но господин Ленин к нам ни на минутку даже не заходили…
– И господин Ульянов при всей своей известности никогда уже и никуда не придёт! Тем лучше было для вашего барина, хватило с него собственных его неудач! – завершала диалог моя бабушка.
Наступала небольшая пауза. Слышалось осторожное звяканье чайной ложечки – это означало, что чаепитие продолжалось.
– Вот, попробуйте этот кренделёк, Тонечка, он с орешками! – восклицала моя бабушка. – Значит, госпожу Кузьмину звали Адель. Это её настоящее имя было?
– Нет, Аделью оне сами себя прозвали, имечко у них совсем было простое, как и у всех нас, тоже совсем простых людей. Имя еёное было Мария, или Маша. Хозяин её дочуркой тоже называли. Детей своих у неё ещё не было тогда. Это у господина Кузьмина сынок осталися от первой жены его, умершей. Наш хозяин вдовый были, когда с Аделькой сошлися…
– Так совсем он ничего и не подозревал про такое?..
– А какой отец своего родного сынка заподозрит?
– Да и какой родной сын заберётся в отцовскую постель? Только этот, выходит, родному отцу рога наставил? Извините меня!..
– Я-то вас извиняю, Мария Фёдоровна. Только наш господин Кузьмин с того горюшка возьми да и помрэ! Хотя сами и виноватые тоже были! Коли решились и взяли оне себе в жёны этакую кралечку размолодушенькую, так и сидели бы дома, как булавкой пристёгнутые к еёной юбке. А ведь наш барин по работе своей занятые были, да ещё и с Петрухой оне вместе где-то по цельным суткам пропадали. Петруха говорил, бывало, да важничал – по секретным большим делам, дескать, нас с барином заносит. Только нашей барыньке Адельке от тех ихних дел одна скука да печаль по судьбе досталася. Тогда оне и пошли тягаться с растаковской судьбой своей одинокой! И, конечно, молодого барина нашего, Александра Владимировича, возьми оне да и закружи-заворожи совсем! То им лихо-дорого удалося! Александр Владимирович как начали тогда на своего папеньку налетать! Да всё в крики, да в упрёки коварные бросалися оне на ро́дного папеньку! Мы, прислуга, всё угадали сразу, почему и как скандалы зачали возникать в нашем дому. Но барину никто ничего не доносил про этакий совсем похабный сор. Все мы молчали! Молчали, как в рот воды набравши! И вот только праздники, Святки наступили, как барин наш Владимир Ильич в церковь утром поехали да, быстро вернувшись, закатили обед на всех! Мы, конечно, стол барский зараз накрыли, а только апосля к себе на кухню пошли отобедать. Не успевши я расстегайчик с капустой укусить, как мне сердечко моё ёкнуло – как оно в барской столовой, авось не стряслося что? Владимир Ильич не любили по воскресеньям, чтобы им за столом прислуживали, завсегда после церковной службы сами оне своей семьёй о дне кушали. Вот, помнится, я наверх в столовую по лестнице быстро поднялася, чтобы, значит, хоть одним глазком посмотреть на барский пир, да шумище-то, шум таковский вдруг раздался в столовой, батюшки святы! Я на пороге-то столовой так и замерла себе истуканом! То молодой барин Александр Владимирович со стола суповницу схватили да и как запустят той суповницей в папеньку! Только наш барин увернуться успели, а то бы вся евоная голова от удара той суповницей окровавилась бы! Но та суповница только об стенку разлетелася вдребезги. Супа в ей уже не было, суп оне весь успели покушать, не то супом бы и лицо барину могло обжечься! Туточки вижу я, а Владимир Ильич своё пенсне с носа сорвали и рукой держат его, а рука евоная так и ходит, так и ходит, облокотясь об стол, а пенсне висит на шнурке да и колышится себе, ровно колокол в обедню на колокольне! Тут у меня слёзы на глаза навернулися, а мамзель Аделина вдруг как засмеются, как раскатятся звонко да заливисто! Тогда барин Владимир Ильич схватили со стола салфетку белую крахмальную и, закрывшися евоным лицом, бурно зарыдали да кинулися вон из столовой мимо меня! Тут я и побежала скорее вниз, к нам на кухню, да Петруху позвала выйти на минуту и нашептала ему про всё, чего случилося. Петруха тогда пошёл наверх, на разведку, как и что, не нужно ли чего барину Владимиру Ильичу? А вернулся быстро и говорит нам, мне и Варе, кухарочке, мол, вы, девки, подайте графин с водкой в ведёрке со льдом для барина, а я ему сам в кабинет отнесу. Пущай оне водкой сейчас утешаются, посему оне жизню свою теперя изменить никак не смогуть! Ишо побольше им огурчиков солёных на закуску положите да расстегаев с капустой и яйцами. И непременно кусок хлеба ситного! И говорит Петруха нам так: «А барин наш не немец какой, а русский человек и завсегда в трактирах простую пищу заказывает. Уж я знаю, вы мне поверьте! И оченно за нашего барина, вы, девки, не болейте и не тоскуйте! Оне до утра проспятся! Конечно, им сейчас нелегко, это мы понимаем. Где это видано, чтобы родной сынок своему отцу такую свинью подложил? И всё из-за этой щепки, Адельки то есть! У нашего барина целых две дамочки были из благородного сословия, да обе видные, с грудями и с бёдрами! Уж как за ним те дамочки убивалися! А ишо была одна купчиха вдовая. Круглая вся, румяная, белая, что твоя булка! Долго вона по нашему барину вздыхала. И была вона ещё не старая совсем и ведь богатая, как в сказке! Это мне сами Владимир Ильич сказывали, когда еёные дела денежные помогали устраивать. Конечно, она была не из благородных, а простая мужи чка! Но сынов своих в Германию учиться послала. А ходила, выступала вона павой! То-то наш барин во след еёный всегда сладко глядели да улыбалися, когда вона из его адвокатской конторы уходила! А ежели приходила вона, радовались наш Владимир Ильич, как на Пасху! Я думал, что дело у них сладится, да и к Рождеству обвенчаются оне. Апосля мы тоже с ними в новые, просторные апартаменты, в Москву златоглавую да на солнышко из холодного нашего Питера, эх, рванём за новой жизнёй! Оно деньги лишние никогда ишо ни одной живой душе не помешали! Токо Владимир Ильич вдруг взяли да и насупились, нахохлилися себе, как сизый голубь перед дождиком, и никаких больше ни встреч тебе, и никаких тоже ресторанов! Я хотел порасспросить их было про то, что случилося? То не поехать ли нам до Москвы к энтой клиентке купеческой, потому оне в Москве тоже магазины имели большие, и може статься, по торговым делам стали сильно занятые, и нас стали позабывши! Да потом догадался я – вона, мужи чка, барину не пара! И ведь вона, хотя не из благородных, богатая была! И собой вона была хороша! Эх, хороша!»…