При этом до самого выпуска Римма Семеновна оставалась девственницей и хотела, чтобы именно Вован был ее первым. А потом вдруг воспылала чувствами к старому другу? Что-то здесь неладно. Из френдзоны ведь не выбираются.

Свадебные фотографии трехлетней давности, даже больше, три с половиной года назад сделаны. Так, это получается, Римма Семеновна замуж выскочила почти сразу после выпуска? Если они с Вованом вместе учились, то закончили четыре года назад. Слишком резко. Вован с Инной сколько лет встречались, и то пожениться решили лишь после ее беременности. Детей у Риммы Семеновны вроде нет. По крайней мере, в декрет она не уходила все те годы, что я учусь в академии.

Может, она назло ему сыграла свадьбу с другом?

Надежда мерещится на горизонте.

Бля, как только проверить гипотезу? Не спрашивать же напрямую у Риммы Семеновны, любит ли она своего мужа. Или спросить? Отчаянная ситуация требует отчаянных мер?

Переслав все доводы Зефирке, получаю ответ почти сразу.

Зефирка: «Хм. Римма Семеновна только строит из себя всю такую строгую и рассудительную. На мой взгляд, она больше подвержена эмоциям, чем хочет показаться. Легко могла влюбиться по уши и выйти замуж хоть через неделю после знакомства. А тут – целых полгода. Вполне допускаю такой вариант. Другое дело, что он ее друг. И тут согласна, из френдзоны выбраться тяжко, но ничего невозможного. Вдруг он сделал для нее что-нибудь такое эдакое, и чувственное сердце Риммы Семеновны растаяло. Вован же ее отшил, еще неизвестно, в какой форме. Может, вообще, нагрубил. Короче, спроси у Риммы Семеновны напрямую. Чего тебе стесняться?». И хитрый смайлик.

«Ну спасибо! Помогла», – шутливо закатываю глаза.

«Не за что», – в тексте и то слышится издевка. Следующий эмодзи с ухмылкой подтверждает ее сарказм.

Выдохнув, я решаю поделиться своим мини-расследованием с братом. Если они все втроем общались, он может знать гораздо больше.

Звоню по громкой связи. Долго слушаю его любимую мелодию вместо гудков, которая, кстати, неплохо качает. Наконец, в динамике раздается вальяжный голос.

– Чего тебе?

Я сразу теряюсь. Не так рассчитывал начать.

– Чем занимаешься? – спрашиваю, лишь бы что-то ответить.

– Хороню свое радио.

– В смысле?

– А че еще с ним делать? – брат вздыхает. Я слышу, как он глотает из бутылки. Характерное бульканье его выдает. – Без папиной поддержки мы загнемся уже в следующем месяце.

Бля. Хочется выдать моментально великую идею, но в башке шаром покати. Нихера в бизнесе не понимаю, а тем более в радио.

– Я ему говорил, что с регионов надо начинать, – ворчит Вован. – В Москве нехер было даже пытаться. Все уже забито. Мы еле волну для вещания выскребли. А в регионах просторы. Но папа настоял, типа, надо сперва столицу покорить. Мне Москва эта нахер не сдалась. В Питер свалю к хуям.

– Опять бросишь меня здесь? – слетает с языка без фильтра.

– В смысле? – он икает и снова булькает у самого микрофона.

В последнее время я вообще себя плохо контролирую. Старые обиды вылезают наружу некстати. Об этой брат даже не в курсе. Я сам долгое время не понимал, что она есть, точнее, на что именно эта обида. Лишь теперь, когда столько дров уже переломано, начинаю в себе копаться и осознавать многие вещи.

Тогда, пять лет назад, когда Вован уехал в Питер на целый год, я остался совсем один. И до сих пор обижаюсь на это, даже если прекрасно понимаю, почему он так сделал. Ему, действительно, было невыносимо. Папа хотел заставить его работать на себя, чтобы брат начал вникать в бизнес, а затем его возглавил. Маме не нравилась Инна, и она капала Вовану на мозги ежедневно, требовала с ней расстаться. К тому же, у родителей был самый кризис отношений. Мы все жили на одной территории и чувствовали себя как на войне. После каждого их столкновения все горело. А осколки летели в меня.