И остаюсь совсем один. Со своим никому не нужным днем рождения.

Не знаю, через сколько времени, заходит Даша. Заглядывает так осторожно, будто боится наткнуться на что-нибудь неприглядное. И я принимаю это на свой счет. После всего тут сказанного таким себя и чувствую – неприглядным, мерзким, грязным, оттого и одиноким.

– Мне показалось, ужин закончен, – говорит Даша деликатно, не решаясь проходить в комнату, но смотрит на меня с жалостью. Она уже который год подряд наблюдает эту картину, как все расходятся, а я остаюсь наедине с собой. – Думала, ты тоже ушел.

– Сейчас уйду, – вздыхаю я. Мне не нравится, как она на меня смотрит, и вообще не нравится, что она все это видит.

Но мы такая семья. Вся наша грязь выходит публичной. Хотя никакие мы не звезды. Просто и у папы, и у мамы много знакомых, которые всегда в курсе и все обсуждают. Папа маме изменял, не шибко скрываясь. Мама, кажется, специально сделала свою единственную измену скандальной. И мое предательство брату все тоже наверняка смакуют.

– С днем рождения, – улыбается Даша. – Это тебе от ресторана.

Она вручает мне десерт, заранее уложенный в красивую коробочку с прозрачной пластиковой крышкой. Внутри кофейный торт с надписью «Нашему любимому гостю в его особенный день».

– Как мило, – усмехаюсь я. – Спасибо, Даша.

Я ее обнимаю, просто потому что хочется кого-то почувствовать. Она замирает сперва, но потом сама меня к себе прижимает.

– Оставайся собой, Дима. И будет тебе счастье.

Ее поздравление звучит как не очень мудрое напутствие, но я его принимаю с улыбкой.

Торчать здесь больше не могу, поэтому хватаю свои подарки с вискарем и выхожу за стеклянную дверь, в потусторонний мир, где каждый снова сам по себе.

Вагину сразу кидаю на заднее сиденье, а мамин конверт решаю открыть. Все-таки любопытно, какое впечатление она послала меня получить в этот раз. В конверте лежит подарочный сертификат на:

«Мастер-класс для двоих по изготовлению помолвочных и обручальных колец».

Ну, мама! Хуже тети Аллы. Стоило заикнуться о девушке, она уже о свадьбе размечталась. Еще бы в роддом путевку купила, блин.

Бросаю конверт к вагине, как ненужный, и долго сижу, не заводя мотора. Изучаю альбом Воронцовой. На ее фотках отец всегда мило улыбается или искренне смеется. Иногда они даже дурачатся вместе на селфи, и Воронцова выглядит счастливой. Кажется, ректор в самом деле не такой суровый, каким его все считают. Он корчит рожи, фотографируется со смешными статуями, где-то даже гонится за котом. Его много в альбоме Воронцовой.

Но еще чаще там мелькает молодая женщина азиатской внешности. Вряд ли мать. Потому что ни одной похожей черты в Воронцовой нет, от матери ей бы по-любому что-нибудь да передалось. И разница в возрасте у них, кажется, не такая большая. Делаю вывод, это мачеха, с которой Воронцова тоже неплохо ладит.

Мачеха прикалывается похлеще отца. Иногда даже такие позы себе позволяет, которые и меня смущают. Под одной есть надпись: «Вот как бушуют гормоны. Милка, Милка». А там эта Милка седлает бронзового козла, то есть пытается, перекинув лишь одну ногу, при этом платье неприлично задирается. А дело происходит на людной площади, но наездницу явно ничего не смущает.

Забавно. От этих фотографий веет теплом. Семейным. Дружеским. Искренним. Хочу в них окунуться, присвоить и запомнить. Сделать частью себя, чтобы заполнить ту пустоту, которая воет внутри.

Свои фотографии с родителями я даже не знаю, где храню. Кажется, что-то было в облаке, старое, когда я был совсем мелким. И счастливым.