– Медикаменты через пятнадцать минут.

На соседней койке – псих.

Тот, что рисовал «линию». Сейчас он сидел на корточках, почти касаясь пола носом. Шептал:

– Сегодня граница тоньше. Сегодня они могут прийти. Прямо. Без маски.

На полу – схема. Похожа на план метро, только все линии ведут в никуда. Он чертил её ногтем, иногда облизывая палец, как будто от этого чернила появятся.

– Где медсестра? – спросил Валентин. Не к нему, в воздух.

– Не придёт, – ответил псих, не отрывая взгляда. – Сегодня не день ухода. Сегодня приход.

Валентин посмотрел на кашу. Потом – на дверь. Потом – в потолок.

Свет мигнул. Не сильно. Не зловеще. Просто… не вовремя.

Он встал. Медленно. Проверил ремни на запястьях – остались следы. От последней ночи.

Голова гудела. Не от боли – от тишины, которая давила, как вода в ванной.

И тут – шорох.

Не стук. Не шаги. Не крик.

Шорох. Как если бы кто-то ползал. Но не по полу. А внутри стен.

Псих поднял голову. Резко. Улыбнулся.

– Они пришли. Новый год. Ура.

И тогда – из-под койки, не его, не Валентина, из той, что давно пустует – выползло.

Сначала – просто тень. Потом – нечто. Руки, но не руки. Суставы в обратную сторону. Кожа – то ли обгоревшая, то ли изнутри наружу вывернутая. Глаза – чёрные, как забытая сажа.

Оно двигалось так, будто не знало, как устроены кости, но хотело быть похожим на человека.

Валентин замер. Сердце не билось – оно наблюдало.

Монстр не рычал. Не визжал. Он смотрел на Валентина, как будто узнал его.

– Блядь, – выдохнул Валёк. – Ну вы чё, совсем?..

Оно прыгнуло.

Молча. Без разгона. Как кошмар, которому не нужны правила гравитации.

Валентин не думал. Не кричал. Просто встретил удар.

Они врезались в кровать. Рамка хрустнула. Кашу смело на пол.

Монстр начал рвать. Валентин – бить.

Локтем. Коленом. Что попало. Глаза. Горло. Под подбородок.

Без плана. Без отчаяния. Просто, чтобы остановилось.

Крик раздался не от него. От психа.

– УРАААА! НОВЫЙ ГООООД!!

Он хлопал в ладоши. Подпрыгивал. Хохотал.

Монстр захрипел. Валентин схватил что-то – то ли кусок койки, то ли поднос, то ли железную миску – и вбил в череп твари. Один. Второй. Третий.

Череп треснул. Мозги – на пол.

Псих уже прыгал по комнате, разбрасывая куски каши и кровищи.

– Салют, нахуй! Салют из мозгов! С новым счастьем! С говном и удачей!

Валентин откинулся от трупа. Дыхание срывалось. Руки дрожали. Глаза – пустые.

Тварь больше не шевелилась.

На полу – мясо. Жидкость. Обломки. Запах будто вывернули кишки старого холодильника.

Псих сел рядом с телом. Схватил кусок мозга. Слепил из него что-то похожее на снежок. Улыбнулся.

– На ёлку повесим, Валёк. Вон ту. Которая в башке.

Валентин встал. Без резкости.

Подошёл к тумбочке. Открыл.

Там – металлическая утка. Такая, что для лежачих.

Протянул психу.

– На. Доделай праздник.

Псих взял, прижал к груди.

– Спасибо… настоящий ты, Валя. Ты настоящий. Не фальшивка. Не зеркало.

Валентин ничего не ответил. Пошёл в сторону душа. В крови. В грязи. Без обуви.

Каждый шаг – шлёп. Каждая капля – за ним.

Он не оборачивался. Не потому что не хотел – потому что не имело смысла.

Было ли это демоном?

Или человеком?

Был ли это бред?

Или правда, которую все просто боятся назвать?

Он не знал.

Но сейчас – было тихо.

А в этом месте тишина – значит, ты победил. Или проиграл. Но всё равно – ты один.

Он мылся быстро. Холодной водой, как будто не отмывался – гасил остатки агонии.

Не было смысла кричать. Объяснять.

Если он скажет, что прибил монстра, которого никто не видел – тут же запрут.

Надолго.

Навсегда.

Он вышел из душа – и сразу понял: по полу – следы. Его.