– До свидания, – коротко сказал Элладий. Его колючий взгляд стал пустым. Он молча сел в свою видавшую виды машину, безучастно захлопнул дверцу и выехал за ворота. Больше я никогда не видела Элладия в лепрозории.

Как бы я потом не допытывалась, Балдуин так и не признался, как тогда прошёл визит проверяющего. Но после его отбытия ничего не изменилось для нас. Время в лепрозории будто замерло. Либо, наоборот, это лепрозорий был местом вне пространства и времени, где нарушались привычные законы логики, и ничего не имело смысла. Мы все, его обитатели, старались провернуть тугое колесо судьбы в нужном направлении, а оно всё сопротивлялось, сопротивлялось… Жизнь казалась нам неподъёмной глыбой, которую не сдвинет с места даже сам Атлант. А мы были всего лишь людьми…

К зиме в отделении стационара мы остались втроём, не считая врачей. У Арсения №2 заболела мать, и он был вынужден взять отпуск за свой счёт и уехать домой. Я осталась без санитара, а Арсений №1 не горел желанием выполнять работу своего напарника, поэтому мне пришлось стирать свою одежду и постельные принадлежности самостоятельно, а также ходить за обедом, завтраком и ужином. Никто не носил мне горячий чай и печенье по вечерам, не смотрел с надеждой на окна моей палаты во время перекура в больничном дворе, не улыбался при встрече, не подбадривал добрым словом… Балдуину было так плохо, что он практически не вставал с постели. Мы вдвоём с Арсением №1 выхаживали его. И санитар, ссылаясь на свою занятость, ещё и заставлял меня мыть полы в наших с Балдуином палатах и в общем коридоре! И я мыла – только потому, что мне было не всё равно, и я бы не позволила своему парню лежать в пыльном помещении. Но Арсений №1 ловко скинул на меня свою обязанность! Я долго не разговаривала с ним из-за этого.

Но, вообще, были и плюсы. Бывало, когда повару нездоровилось или он отлучался куда-то, Арсений №1 готовил есть сам. Он варил супы с мясом, а на завтрак любил жарить сырники. Мне нравилось, как он готовил. Говорят же, талантливый человек талантлив во всём. Санитар Балдуина прекрасно справлялся со своими обязанностями. Ещё он сочинял музыку, гениально владел игрой на фортепиано, хорошо играл в шахматы, в совершенстве знал немецкий и французский языки, а также, как и его подопечный, писал рассказы. Правда, большинство из них так и остались неоконченными, но Арсению просто не хватало времени записать концовки, а все они были у него в голове.

После Нового года мой санитар вернулся. Его матери стало лучше, и он поехал зарабатывать деньги дальше. А спустя неделю после приездаАрсения №2 в лепрозорий заявился его потрёпанный жизнью отец, которому теперь, на старости лет, захотелось внимания и участия сына в своей жизни.

Аркадий Васильевич создавал впечатление человека ненадёжного, ветреного, рискованного. Таким он, по рассказам Арсения №2, и являлся. Внешне они с отцом были очень похожи. Мой санитар унаследовал от родителя высокий рост, красивые черты лица и густую тёмную шевелюру. Несмотря на возраст, Аркадий не был седым. Он всё ещё держался уверенно, гордо расправив широкие плечи, и считал, что имеет полное право вмешиваться в судьбу сына и давать ему советы, как жить. О том, что Арсений работает в лепрозории, он с трудом узнал от его матери. И… приехал, надеясь прилепиться к сыну и жить за его счёт. Наверное, этот пройдоха уже навёл справки о том, какие зарплаты в лепрозории, и что там деньги реально платят, а не кормят завтраками.

Арсений, на удивление, принял отца тепло. Это ещё раз доказывало, что санитар был очень добрым и не помнил зла. И не побоялся же этот Аркадий Васильевич приехать в такое пугающее суевериями место! Бесстрашный человек!