— Я тебя прямо тут сейчас отымею.

Все опять тонет в размытых темных пятнах ночи. Пытаюсь оттолкнуть Адама, а он заталкивает меня в салон машины:

— Тихо!

Я погружаюсь в какой-то транс. В темноте горят лишь звериные голодные глаза. Они гипнотизируют и выжигают все мысли.

— Вот так, — хмыкает Адам, и я вздрагиваю.

Опять куда-то едем, но я вижу только подголовник водительского сидения и затылок Адама, а все остальное — размытое и плывет пятнами.

— Ты не будешь ничем отличаться от того урода в подворотне, если не отпустишь меня… — еле ворочаю языком.

— Да чтоб тебя…

— Отпустить меня, было бы правильно…

— Я оспорил тебя под ликом луны… Я же уже об этом говорил, Эни. Ты просила о помощи и была бы рада самому дьяволу…

— Ты такой же маньяк…

— Со мной останешься живой, — сердито усмехается, — ты мне не честью обязана, а жизнью, крошка. Ты бы из подворотни живой не вышла. Он бы тебя задушил. Такие у него были планы на тебя, а я сделаю тебя женщиной. Удовлетворенной женщиной, которая познает настоящего мужика, и ты сама этого хочешь. Ты не от кухни с кастрюлями потекла, Эни.

Пристыженно замолкаю с горящими от румянца щеками, и закрываю глаза.

— Мне завтра на пары надо… Меня будут искать…

— Не буду я тебя долго держать возле себя. Я быстро теряю интерес, — постукивает пальцами по баранке руля. — И чем больше ты сопротивляешься, тем сильнее ты меня распаляешь. Я тебе не милый скромный студентик, Эни.

— Ночь, две, три? — медленно проговариваю я. — Неделю? На сколько суток ты меня похищаешь? Давай определим срок… Сколько я тебе должна за свою жизнь?

Адам раздраженно щелкает пальцами, и падаю в темноту обморока.

5. Глава 5. Нить еще можно связать

— Адам, — поскрипывает в тумане старушечий голос. — Выпусти эту крошку из своих когтей. Будь с человеком понежнее, в самом деле. Это еще и девочка. Ну?

Со вздохом выныриваю из тумана в комнату, утопающую в полумраке. По бревенчатым стенам ползут тени и оранжевые пляшут блики от свечей. Передо мной в креслах-качалках сидят три тощие старушенции, которые клацают спицами и вяжут цветастые шарфы. Поднимают взгляды.

— Как вы вяжете при таком освещении? Ничего же не видно.

Их глаза вспыхивают желтыми огоньками. Я ойкаю, пячусь и натыкаюсь на рыкнувшего Адама, который хватает меня за плечи.

— Он меня украл, — шепчу я.

— Вопрос такой, милая, — говорит левая бабулечка. — О помощи в ночи под ликом луны просила?

— Да, но я же не думала…

— Адам Черная Шкура помог? — спрашивает правая.

— Да, но…

— Жизнь твою спас? — средняя вскидывает седую бровь.

— Да, но…

— Твой преследователь принял вызов Адама? — перебивает левая. — Принял бой?

— Я бы не сказала, что был бой, — горячие и огромные ладони Адама плавят плечи.

— Не сбежал? — правая старушка переворачивает вязание. — А бросился на Адама. Так?

— Да, — медленно киваю и хмурюсь. — Слушайте, меня этот дровосек спас, а после похитил. Затем к друзьям своим притащил. К таким же бородатым, наглым… а один так вообще был голый!

Адам зло рычит в ответ. Вот уж не человек, а зверюга какая-то дикая.

— Да, молодые у нас тут часто бегают без портков, — средняя недобро щурится. — Одежда зверю мешает.

— Какому зверю? — недоуменно хлопаю ресницами.

— Не отвлекаемся, девочки, — недовольно покряхтывает левая и улыбается. — Адам Черная Шкура справедливо лишил человека жизни?

Вопрос старушки ставит меня в тупик. Я затрудняюсь ответить, потому что я выступаю за то, чтобы преступников судили по всем правилам, однако часть меня считает, что таких мразей, как тот прыщавый урод, надо давить. Без суда и следствия. Без лишних вопросов, разговоров и тюрем.