Опять рычит, и его рык отзывается вибрацией страха где-то в кишках, и я вновь повисаю на плече безвольной куклой, у которой только ресницы вздрагивают. Опять на дно затягивает темная тишина, из которой я выплываю, когда незнакомец чуть ли не закидывает меня на заднее сидение внедорожника. Со стоном сажусь, пошатываюсь и слышу:

— Без глупостей.

— Отпустите меня… — в глазах темнеет, и я роняю подбородок на грудь.

Захлопывает дверцу, вздрагиваю и валюсь на сидение. Когда этот черт бородатый успел меня чем-то накачать?

— За черта бородатого можно и отхватить, — темнота вибрирует густой яростью. — Ничего, я займусь твоим воспитанием.

2. Глава 2. Нет!

— Ты нахрена ее сюда притащил, Адам? — спрашивает злой и возмущенный голос. — Мы тут собрались картишки раскинуть нажраться, побузить и пойти кому-нибудь зад надрать.

С трудом разлепляю глаза. Размытое пятно обращается в рыжего и злого мужика. И этот тоже с бородой. С серьезной такой бородой, окладистой, уложенной и очень ухоженной. Я люблю рыжих, но не таких.

— В смысле не таких? — мужик хмурит брови, и в его зеленых глазах вспыхивают искорки гнева.

— Ты не милый, — хрипло отвечаю я, еле ворочая языком. — Рыжих целует при рождении солнышко, а тебя… тебя…

Я задумываюсь и прихожу к выводу, что этот рыжий громила сам может поцеловать солнышко. Поцеловать, а после раскрошить в своих ручищах и сожрать его.

— Как я тебе сожру солнце? — сводит брови вместе, а я пожимаю плечами.

Я лежу на софе в комнате, утопающей в полумраке. Я не могу ни на чем сфокусировать взгляд, кроме лица рыжего мужика. Все вокруг размытое, плывет пятнами.

— Сильно ты ее, Адам, — рыжий распрямляется и смотрит куда-то в сторону.

— Она сопротивлялась, — глухо отвечает одно из пятен.

— Если так, то вопросов, конечно, у нас нет, — отвечает третий мужской голос, и я недовольно вздыхаю.

Сажусь и упрямо вглядываюсь в мутные тени. Третий. Тут еще третий. Я должна увидеть всех врагов в лицо. Туманный калейдоскоп замедляется, пятна сливаются, и я вижу за столом третьего. И этот третий тоже одарен густой растительностью на лице. Светло-русый и голый по пояс. Когда я понимаю, что уже минуту пялюсь на его мускулистую грудь с небольшими розовыми сосками, я обескураженно морга и поднимаю взгляд. Скалит ровные зубы в улыбке, и подмигивает.

— А она миленькая, — говорит он.

— Слюни подбери, Эмиль, — мрачно отвечает черная тень напротив него.

Они все бородатые, а я одна тут с гладкими щеками. Как неудобно. Прижимаю ладони к лицу, и не знаю, как себя оправдать.

— Ты ей знатно мозги взболтал, — Эмиль чешет шею и хмурится.

— Он меня чем-то напоил, — медленно отвечаю я и перевожу взгляд на рыжего, гадая, как его зовут. — Но я не знаю, когда успел. Вот извращенец… Да? — я хмыкаю и откидываюсь на спинку софы и тяну руку. — Можно я потрогаю твою бороду?

— Нет.

— А зачем ты тогда ее отрастил? Она такая рыжая, — расплываюсь в улыбке. — А ты везде рыжий?

И меня не смущает мой провокационный вопрос. Мне действительно интересно, а везде ли он рыжий? Вздыхает и наклоняется. Пропускаю его жесткую бороду сквозь пальцы. Вглядывается в глаза и сердито шепчет:

— Мартин, — хмурится и ухмыляется, — и да, я везде рыжий.

Щелчок в голове. Взгляд проясняется, и я понимаю, что держу какого-то разъяренного мужика за бороду. Крепко так держу, а он тихо и утробно рычит.

— Мартин, — зло шипит Адам и со стуком отставляет стакан на стол. — Ну вот какого хрена, я тебя спрашиваю?

Сглатываю, отпускаю бороду рыжего Мартина и медленно убираю руку за спину. Мы в гостиной с камином, в котором тихо трещат дрова, а на стене и каменной кладки над ним висят огромные оленьи рога. На полу из темного отполированного дерева лежит медвежья шкура, окна занавешены тяжелыми и плотными шторами. Тут могло быть уютно, если бы не три незнакомых мужика. Я вскрикиваю, и Мартин с неприязнью шепчет: