И вот теперь еще один визит не принёс с собой ничего хорошего. Меня заберут. Заберут и даже разрешения не спросят. Отец, возможно, попытается защитить, только вот боюсь, что ему могут навредить, а я этого очень сильно не хочу. Поэтому есть только один выход.

Я не плачу и не бьюсь головой об стенку, в конце концов, это всего лишь на один месяц. А потом… Потом всё станет как прежде. Просто нужно хорошо себя вести и не будить в Нем зверя. Ну папа же как-то умудрялся с Ним уживаться, пусть не без последствий, но всё-таки.

Я пытаюсь себя успокоить, мысленно уговариваю, но не жалею. Возможно, есть девушки, которые могут смело ринуться в бой, защитить свою честь и честь семьи. Я же так не умею, но всегда была уверена в том, что у меня есть другая форма силы. Я могу взять себя в руки, могу собраться и пережить многие жестокие и болезненные моменты. Так было, когда умерла моя мама, так было, когда в школе у меня не совсем ладились отношения с одноклассниками и учителями. Ведь это тоже непростая задача — уметь контролировать себя, оберегать от нервных срывов и затяжной депрессии. Правда же?

Вот и сейчас просто нужно пережить. Месяц. Тридцать дней. Возможно, даже меньше. Ну не будет же Он каждую минуту проводить рядом со мной, да? От этих доводов становится еще чуть легче. Искусав несчастный палец и относительно всё расставив для себя по полочкам, я и не замечаю, как подкрадывается проклятый рассвет.

На кухне в это утро непривычно тихо. Я завариваю себе чашку зеленого чая и разогреваю оставшиеся еще со вчерашнего дня блинчики. Сама их готовила. Мама научила. Прошло уже пять лет, а каждая мысль, которая хотя бы чуть-чуть касается матери, прокалывает мне сердце тонкой иглой с рядом мелких зазубрин. Больно. Папа говорит, что боль уйдет. Когда-нибудь, но уйдет, только вот со мной этого до сих пор так и не произошло.

Есть совсем не хочется. Я это, скорей, делаю по привычке и потому что «надо». Маленькая чашка с рисунком мишки, который гуляет на поляне в синих штанишках, немного сколота на краешке. Такие вещи, обычно, принято незамедлительно выбрасывать, мол, неудачу несут с собой. А я не сделала этого. Чашка является еще одним воспоминанием о матери. Я с этой чашки с самого детства пью, и она уже стала для меня некой ниточкой, которая связывает с прошлым. У нас и фарфоровые сервизы есть и всякие красивые хрустальные бокалы, но именно эта чашка, с потёртым рисунком и сколом, для меня самая красивая и вкус в ней всегда самый лучший.

Вскоре на кухне появляется и папа. Судя по кругам под глазами, он тоже плохо спал, а, может, не спал вовсе. Заваривает себе кофе. От блинчиков отказывается. Просто садится рядом.

В тишине слышно, как тикают часы и что-то булькает в механизме нашего холодильника. В воздухе повисает очевидная тема разговора, к которой вообще-то неприятно прикасаться. Но оговорить всё равно надо.

— Дочь, — начинает папа, пряча взгляд.

— Нет. Постой. Всё уже решено, — чтобы мой голос прозвучал твёрдо, приходится приложить максимум усилий. — Я поеду. Я справлюсь.

— Об этом даже и речи быть не может. Каким я буду отцом, если позволю всему этому случиться?

— Таким же, каким и прежде. Я не хочу, чтобы Он что-то сделал с тобой. Не хочу, чтобы его люди что-то сделали с нашим домом, понимаешь? А они могут, сам ведь знаешь. Поэтому лучше сделать так, как Он хочет.

— А как же Антон? Марин, а как же твоя учёба? Мы только документы подали. Ты заслуживаешь на нормальную студенческую жизнь, первую влюбленность и прочие девичьи увлечения в твоем возрасте.