— Хорошо, — в конце концов, соглашается Кирилл и отступает.

— Марин, — тон отца прозрачно намекает на то, что он не готов мириться с происходящим и в этом мы жутко похожи. Упрямство у меня явно от него.

— Папа, — я заглядываю ему в глаза, и он тут же всё прекрасно понимает. Со мной бесполезно спорить, но папе от этого явно легче не становится. — Всё нормально. Честно.

Кирилл лениво приваливается одним плечом к стене, молча наблюдая за нашим коротким диалогом. Его взгляд я ощущаю физически, ровно как Его присутствие и обжигающую энергетику, что так и напирает на меня.

Я боюсь их оставлять наедине и складывается такое впечатление, что Зверь чувствует мое настроение. А, возможно, его просто трудно не уловить. Наверняка у меня всё на лице написано.

— В машине подожду, — небрежно бросает Он и медленно направляется в сторону выхода.

Когда дурацкая тяжесть в ногах понемногу начинает проходить, я быстро ухожу к себе в комнату. Достаю рюкзак, с которым обычно ездила с классом в какие-нибудь походы. Затем вываливаю из шкафа вещи и собираю всё самое необходимое или хотя бы то, что мне сейчас кажется, действительно, важным. Гигиенические принадлежности, несколько книжек и обязательно мамину фотографию. Единственное, что транслируется у меня в мыслях так это — я уезжаю всего лишь на месяц.

Быстро переодевшись в светлые брюки и блузку, я стягиваю волосы в хвост и закидываю рюкзак на плечо. Совру, если скажу, что совершенно не боюсь выходить во двор. Боюсь, даже очень, особенно, страшно встретиться взглядом с отцом. Он не то, что бы слабохарактерный, просто не научился давать отпор. Даже вот сейчас, понимает, что всё происходящее — какой-то немыслимый кошмар, а сделать всё равно ничего не может. И я за это папу не осуждаю. Решение принято. Пусть оно дурацкое, необдуманное и вряд ли логичное, но я готова к нему.

Не прощаюсь, потому что вернусь и глупо сейчас драму здесь разводить. Кирилл стоит возле своего внедорожника и курит. Я останавливаюсь всего лишь на секунду на последней ступеньке крыльца, глубоко вздыхаю, покрепче сжимаю лямку рюкзака, а затем продолжаю свой путь в лапы Зверя.

3. 2.

Мерное урчание двигателя немного успокаивало мои напряженные и измученные недостатком нормального здорового сна нервы. Я расположилась на заднем сидении, прижав к груди и обхватив двумя руками, рюкзак. Это была моя защита, скорей, надуманная, чем по-настоящему практичная, но всё же.

Кирилл курил за рулём и иногда поглядывал на меня в зеркало заднего обзора. Каждый раз, когда наши взгляды хотя бы на секунду пересекались, мне казалось, что под кожей разливаются странные импульсы, от которых покалывает в кончиках пальцев.

- Чё бледная такая? – бас будто отразился от поверхности салона и застрял колом у меня в груди. Я даже не сразу поняла, что вопрос был адресован именно мне. – Испугалась? – Он снова посмотрел на меня в зеркало. Это шутка? Или, действительно, беспокоится?

- Вас сложно не бояться, - медленно проговорила я, непроизвольно буквально вонзаясь пальцами в плотный материал рюкзака.

- Это правильно. Меня надо бояться, кроха. Все так делают.

Я ничего не ответила. Мне было трудно подобрать какие-то слова и совсем не хотелось злить Кирилла. Нужно просто вести себя как можно тише, пока я чётко не пойму, какую именно роль Зверь уже уготовил для меня. Сомнений в том, что Он обдумал детали моего кратковременного присутствия, даже не возникло. Правда, было страшно подумать о том, что именно я должна буду делать.

Горло внезапно стянул спазм, а пространство автомобиля тут же размылось. Да что же это такое? Какие могут быть слёзы? Соберись, Марин! Тебя нельзя сломать или хотя бы надломить. Ты сильная, ты справишься. Не знаю, заметил ли Кирилл мою эту секундную слабость, но больше он со мной на протяжении остатка пути не разговаривал.