Лохматый старик в растянутой рубахе, драных ватных штанах и еще советской фуражке ковылял бодро, за пару часов привел к своей поросшей мхом сторожке. Она пряталась в самом глухом и дремучем месте. Больше всего меня поразила старая “буханка”, уазик. На ней не было колес, и машина вросла в землю. Когда-то тут было довольно пусто. Когда-то.

Сторожка напоминала дедушкину, только та была чище и светлее. Тут же было нечто старое и дряхлое, провонявшее сыростью. Хотя буржуйка была, но не похоже, что ее часто топили, наверное, только зимой.

В углу стояла грубо сколоченная кровать с соломенным матрасом и еще советскими одеялами в клеточку, у нас дом тоже такие были.

Вадим кинул сумки в пустое место, косо посмотрел на меня и тяжело вздохнул. Старик проковылял к кровати, устало сел на нее и вперился в меня выцветшими глазами.

— Дьяк, ручей есть где-то?

— Есть, с чего бы ему не быть. Ты иди на север, дойдешь. Хватит тебе, чтобы рожу умыть, — хозяин сторожки ухмыльнулся. — Заодно ведра захвати, принесешь и мне, и ей.

— Хорошо. Присмотри за ней, — Вадим резво вышел, затем за дверью что-то затарахтело, гулкое и деревянное. — Я быстро.

Я чувствовала себя не в своей тарелке. Перетаптываясь, искала место, чтобы сесть. Мне нашелся только колченогий стул. Нервно потирала одну ногу другой и смотрела на старика, которого Вадим назвал Дьяком.

— И как же такая красавица попала в руки этого обалдуя? — старик скинул резиновые калоши с теплыми вкладышами и улегся на постель. — Он же еще тот болван.

— Вломился к нам в клинику в два час ночи весь покромсанный на куски. Кто-то перепутал его с котлетой и хорошо погрыз.

— А! Это уже на Вадима похоже. Он любит сюрпризы преподносить.

— У вас имя такое… необычное. Вы Вадима хорошо знаете? — на нервной почве у меня язык развязался, да и делать нечего. Могла бы, так дырку в джинсах протерла. Дергалась от каждого шороха и звука. — Старые друзья?

— Очень старые. Я его не видел лет так… сорок, наверное, может, больше. Я тогда постриг только принял. Вот он меня по привычке Дьяком и зовет, на самом деле я Пафнутий.

Тут я не выдержала и фыркнула, имя показалось мне смешным. Я внимательнее присмотрелась к старику. Как-то непохоже, что он и правда знает Вадима сорок лет. Цифра такая жуткая. Вадим максимум лет на тридцать выглядит, ну, может, немного старше.

— Сорок? — не скрывая улыбки смотрела на Дьяка. — Вы не ошиблись?

— Сорок… Я давно не общался с людьми, одному спокойнее. Красавица, не подашь вот тот чайник? — старик ткнул пальцем куда-то позади меня. — В горле пересохло.

Под сухой, чуть свистящий кашель я обернулась и смогла достать со стола гнутый металлический чайник. Когда-то он был зеленым, но краска вся слезла, теперь все покрылось нагаром и копотью. Видно, что чайник с кривым носиком и вмятиной на боку часто бывал на открытом огне. Внутри плескалась вода. Я отнесла его Дьяку, тот тут же присосался к носику, периодически кашляя и хрипя.

— Я хорошо отца Вадима знал, хороший был человек. Упокой Бог его душу! Умер еще во время войны.

— Какой? Первой мировой? — я попыталась пошутить.

— Почему первой? — старик поставил чайник на пол. — Финской. Я тогда на Валааме жил, в работниках ходил. А Вадим и его отец туда из-за войны и приехали. Мне пришлось Вадима увозить и семье передавать, потом его куда-то за кордон вывезли. Виделись позже, когда он уже кочевником стал. Это сейчас их по-модному номадами называют, насмотрелись этой иностранщины, прости Господи.

Похоже, старик не шутил. Меня как кирпичом по голове треснули, все перед глазами поплыло. Сколько… Сколько же они живут? Сколько на самом деле лет Вадиму?