- А теперь попробуй сама, - сказал он, когда я с его помощью героически расстреляла четыре монеты. – При этом представь, что стреляешь в пуговицу на груди живого человека. Не в него. Именно в пуговицу, в воротник рубашки, в галстук, в нагрудный карман. Так будет легче в первый раз. Честно представь, не обманывай себя. Это важно.

И я представила.

Того убийцу, что хотел воткнуть в меня длинное шило возле здания аэропорта.

У меня хорошее воображение, и хоть в памяти очень смутно остались черты его лица, я живо дорисовала себе портрет - резко очерченные скулы, прищуренные бесцветные глаза, безгубый рот, похожий на щель, прорезанную под хрящеватым носом…

Он подходит ко мне, замахивается своим шилом, вот-вот ударит…

- Не могу…

Руки падают вниз под весом пистолета.

- Не смогу в живого человека… Прости что зря отняла твое время…

- Понимаю, - кивнул он, забирая у меня оружие. – Убийство себе подобного - непростое дело. Подавляющее большинство жителей этой планеты скорее подставят под нож свою шею, чем перережут горло тому, кто собирается их прикончить. Это ни плохо и ни хорошо, это факт. И, возможно, благодаря этому факту люди пока еще не перебили друг друга, и не исчезли как вид с лица земли.

- Иногда я думаю, что лучше бы исчезли, - сказала я. – Остались бы только животные и растения. Никакой бессмысленной жестокости. Только чистая, девственная природа, которая живет и развивается по своим законам.

Иван пожал плечами.

- В природе постоянно кто-то кого-то жрет. Хищники едят травоядных, травоядные кушают траву, более сильные растения душат более слабых. Природа – это круговорот смерти во имя эволюции, а человек – вершина пищевой цепочки, которая может позволить себе восхищаться природой, старательно не замечая, что она представляет собой всего лишь нескончаемый цикл пищеварения.

- Это грубо, - поморщилась я. – И примитивно.

- Не возвышенно, согласен, - кивнул Иван. – Но согласись, что в круговороте смерти есть и своя прелесть. Посмотри вокруг. Осень – пора увядания. Деревья сбрасывают с себя мертвые листья для того, чтобы обновиться, и весной вновь одеться в красивую зелень. А погибшая листва сгниет в земле и даст новую пищу корням. Смерть - это всегда перерождение. Умирая мы не превращаемся в ничто - мы дарим жизнь кому-то.

- Могильным червям? – невесело усмехнулась я.

- А вот теперь ты высказалась довольно примитивно, один-один, - хмыкнул он. – И не надо так презрительно о червях. Они тоже живые существа, ничуть не хуже людей. Причем зачастую чище и прямолинейнее в своих поступках. И подкормить их, укокошив какую-нибудь отпетую сволочь, на мой взгляд, благодеяние. Примерно, как прихлопнуть навозную муху, переносящую холеру, тиф и дизентерию.

- Красиво ты подвел красоты осени под оправдание убийства, - заметила я. – У тебя талант подменять понятия.

- Ты мне льстишь, - покачал головой Иван. – У меня как раз неважно с талантами. Потому я сейчас здесь, в лесу, убиваю время тренируясь в стрельбе по карманной мелочи.

- Тебя тяготит то, что ты сначала спас меня, а теперь охраняешь?

Он внимательно посмотрел мне в глаза.

- Меня тяготит то, что я не знаю, что делать дальше, - сказал он. – И это, по крайней мере, честно. Сейчас мы просто оттягиваем неизбежное. Наемники всегда выполняют оплаченный заказ, рано или поздно, понимаешь? Даже если я убью десятерых из них, придут одиннадцатый, двенадцатый, двадцатый, и рано или поздно завершат начатое. А мы даже не знаем кто их нанял.

- Не понимаю, как это знание может нам помочь.

Иван вогнал в рукоять пистолета новую обойму, а может, магазин – вроде так правильнее называется этот блестящий кусок металла, набитый смертью.