Хрупкое стекло треснуло сразу, даже не знаю, как я успела отскочить, прежде чем осколки посыпались на голову.
Замела следы преступления, но прекрасно понимала, что Воронов всё равно заметит, что не хватает чего-то привычного. Как минимум, лиловых кружевных. Но скорость его реакции отменная, стоит признать.
— Нужно было сразу помочь, — развожу руками в стороны мол “а что ты хотел”.
— Она стоит сто евро, ты в курсе? — награждает таким взглядом, что у любой другой на моём месте уже бы отняло дар речи.
Но я продолжаю гордо держать позиции.
— Совсем дурной покупать такую дорогую люстру? — хмурюсь, кидая оценивающий взгляд на виновницу нашего разговора. — Деньги тратить некуда?
— Благодаря тебе теперь есть куда, — по выражению его лица очевидно, что желает треснуть чем-то тяжёлым.
— Не благодари, — тяну губы в милой улыбке. — Мы в расчёте. Ещё раз запрешь меня, не оставив ключи, попрощаешься с плазмой. Она явно дороже, да? — делаю вид, что серьёзно задумываюсь над её стоимостью.
Здравый смысл сигнализирует о том, что я должна извиниться. Вину за испорченную люстру ощущаю дичайшую. Но ситуация не позволяет. Будь Воронов хоть немного милее в общении со мной, ничего подобного бы не случилось.
— Надеюсь, твоё нижнее белье того стоило, — безэмоционально бросает Артём.
— Я не сумасшедшая покупать себе белье за сто евро, — восклицаю я. — Не ссорю родительскими деньгами, знаешь ли.
Не знаю наверняка, как много денег Воронов получает изотцовского кармана, поэтому бью наугад. Очевидно ведь, что собственная квартира и дорогой ремонт в ней сделаны не с его средств. Без родительской помощи не обошлось — к гадалке не ходи.
Сам Воронов переехал в этот город давно. Как раз тогда, когда мне было лет пять и мы виделись в последний раз.
Здесь он жил с бабушкой. Вроде как, они были настолько близки, что с ней он легко находил общий язык. Родители не препятствовали его желанию переехать.
Помню момент, когда бабушка Воронова умерла. Сама я её ни разу в жизни не видела, но отец и мама Артёма тогда несколько месяцев не могли прийти в себя и вернуться к привычной жизни. С тех пор прошло пять лет, но мне кажется, что в них до сих пор слишком откликается пустота, связанная со смертью близкого человека.
Стоит всем этим мыслям вихрем пролететь в голове, как пропадает навязчивое желание острить.
— Дай мне ключи, пожалуйста, — произношу, понизив голос.
— Что? — Артём округляет глаза. — Повтори?
— Ты уши прочистить забыл? — снова раздражаюсь я.
Он курсы что ли проходил по мастерству доводить окружающих одной репликой?
— Тебе знакомы такие слова, как “пожалуйста”? — он театрально прикладывает ладонь к своему лбу. — Поверить не могу.
— Ой, да иди ты, — фыркаю и фурией проношусь мимо него в прихожую.
Теперь без труда нахожу ключи. Даже целых два комплекта. Не уверена, что второй предназначается лично мне, но это не мешает его присвоить. Должна ведь иметь постоянный доступ к квартире, в которой предстоит теперь жить.
— И куда ты собралась? Время видела? — Артём появляется в прихожей спустя минуту.
— По магазинам, — говорю, накидывая на плечи джинсовку — осенние вечера уже прохладные. — Надеюсь, в большом городе есть круглосуточные? — делаю вид, что меня правда интересует его ответ.
— Прямо сейчас? На ночь глядя? — он скрещивает руки на груди и пропаливает своими серыми глазами.
Невольно цепляюсь взглядом за выступающие змейки вен на его предплечьях. Привлекают внимание, чёрт возьми.
Даю себе мысленную оплеуху.
— Хотелось бы ещё днём, — доверительно заверяю его. — Но один ирод запер меня в квартире на десять часов. К слову, без еды.