Он точно сейчас набрал себе баллов тем, что без проблем вспомнил её имя и отчество.

— Она тебя там не сильно смущает? — сыплет вопросами она.

Немного сдвигаю камеру, чтобы меня не было видно, для того, чтобы кинуть на Воронова предупреждающий взгляд.

Он его игнорирует и даже не смотрит в мою сторону.

— Нет, — отрицательно качает головой. — Вполне уживаемся.

— Это хорошо, — выдыхает мама, явно успокоившись. — Тогда отдыхайте, дети. Устали после учёбы, наверное. Ты главное присматривай за ней, чтобы глупостей не творила, хорошо?

— Мама! — недовольно восклицаю я. — Не начинай.

— Всё нормально, Нина Максимовна. Под моим присмотром ничего страшного точно не случится, — твёрдо заявляет он.

— Тогда я могу спать спокойно, — она прощается с нами и кладёт трубку.

Естественно, что через пару дней она снова будет волноваться по пустякам и искать подтверждение тому, что всё хорошо. Но сейчас мы смогли её убедить, и это определённо радует.

— Спасибо тебе, — мне сложно даются подобные слова в сторону Артёма, тем не менее произношу их.

— Что такого ты натворила в прошлом, что она так сильно беспокоится? — задаёт неожиданный вопрос Воронов.

Оказываюсь настолько к нему не готова, что ком к горлу подходит.

— Можешь не отвечать, если не хочешь, — он улавливает моментальную смену моих эмоций.

И я молчу, потому что не хочу посвящать его в подобное. Никого не хочу.

— Ты рисуешь? — спрашиваю спустя пару минут тишины.

— Очевидно, не правда ли? — снова острит он.

— Я видела картины у тебя в спальне, — ставлю перед фактом. — Тоже ты рисовал?

— Уже успела там побывать? — вопросительно приподнимает бровь Воронов.

— Ясное дело, — лишь пожимаю плечами.

— Ну, я не сомневался, — принимает как должное. — Да, мои.

— И как давно?

— Рисую? — спрашивает и получает мой утвердительный кивок. — Лет с десяти. Я в этом году оканчиваю специальность “графический дизайн”, а рисование — это занятие, которое приносит удовольствие.

— У тебя здорово получается, — киваю на холст, лежащий на столе.

— Не пойму, ты какую-то терапию начала? — озадачивает меня своим вопросом.

— В смысле? — тут же настораживаюсь я.

— Ну в прямом, — ухмыляется Артём. — Не бросаешься и не сыплешь оскорблениями. Я начинаю думать, что с тобой можно нормально общаться.

Вот же гад!

Пару секунд не свожу с него серьёзного взгляда.

— Иди ты! — отскакиваю от него подальше. — Просто невыносимый человек!

Иду на кухню, попутно чертыхаясь и подбирая всевозможные синонимы к слову “придурок”.

9. 9

Следующие пару недель можно назвать сражением за выживание в этой квартире.

Слова Артема о том, что я захочу сама свалить отсюда, не оказались пустым звуком. Не то чтобы он прикладывал к этому особые усилия, но каждая очередная наша стычка доводила до предела и по полной испытывала мою психику на прочность.

Между нами больше не произошло ни одного разговора, который может хотя бы отдаленно напоминать общение двух адекватных людей.

Мы грызлись, словно два цербера, которых сдерживает прочная цепь. Но предчувствие, что эта цепь уже слишком натянута и вот-вот грозится напрочь порваться, не покидало.

В универе так сильно закидывали разными творческими заданиями, что иногда я приходила в ступор. Заставляла взять себя в руки, и принималась к их выполнению.

За такой интенсивной занятостью потихоньку начала забывать о проблемах, волновавших меня в родном городе. И туда меня теперь совсем не тянуло. Будто сменив обстановку я смогла очнуться от длительного кошмара.

По выходным Воронов всегда просыпался позже меня, и эта суббота не стала исключением.