Он вновь стиснул зубы, потряс головой. Глаза влажнели сами, но из-за дождя и в темноте нельзя было заметить такую мелочь. Проще жить с мыслью, что у тебя нет соулмейта. Просто нет. Возможно умер при рождении, возможно и вовсе не родился. Выкинуть из головы, будто бы ничего и не было. Нет никакой Рин, просто сон, минутное помешательство. Показалось.

Тяжелый, тихий смех. Не повезло, и такое бывает.

Ушел. И проститутка разразилась громким, странным кашлем. Почему-то клиентов не было, хотя время поджимало. Она терла друг об друга влажные от нервов руки, и все время смотрела на дверь. Нет. Он не вернется. Скорее всего, это ее первая, и последняя встреча с ним, если исходить из того, как он смотрел, что говорил… Словно безликий фантом, с длинными, темными волосами и бледной, даже слегка болезненной кожей. Вымученная бегущая строка вспоминалась в голове, что находилась на грани истерики. Душа стремилась в ад, но сидела здесь, на кровати, внутри тяжелого тела, возбужденного дешевыми афродизиаками. Мерцали картинки в прошлом снесенного дома, высокая трава, которую она вспоминала, и детство, в которое не вернуться даже посредству смерти. Окружающее антипространство схлопывалось, будто девушка была под наркотиками. А это всего лишь встреча с дуалом. Первая. И последняя.

Наконец, скрипнула дверь. На пороге стоял низкий, плотный мужчина, буквально, растекаясь от дрожащего предвкушения. В горле вырос ком, лицо Рин перекосила странная, углепластиковая улыбка, будто то было не лицо вовсе, а объемный рисунок на раме велосипеда. Но клиента это устраивало. Дождь бесшумно ударял о верхние этажи старого здания, хотя проститутка чувствовала каждую каплю. Каждое прикосновение, что отторгало вымученное тело. Грязных, тяжелых, жестких рук, которых наиболее интересовала крупная бледная грудь с красными сосками и попа, покрытая желтыми и синими синяками. От его слов тошнило, где находилась его метка, Дафнер не знала, и не хотела рассматривать. Скелет чувствовал давление, она упала на бардовые колени. Пальцы дрожали, и мерзкий запах проникал в каждый сантиметр грязного, старого помещения. Такой знакомый, но всегда разный. Вновь в глазах скапливались слезы, выедали их до самого черепа. Белки краснели, и на фоне капиллярной крови не могли сосредоточиться на случайном предмете две, серо-голубые радужные оболочки.

То никогда не была любовь, ни с кем, и дело даже не в метках. Для них она расходный материал, Мясо привлекательной формы, которое приятное пахнет, приятное на ощупь. Всегда хотелось абстрагироваться, представлять себя манекеном, не больше и не меньше. Она даже не слышала, как захлопнулась дверь, и захлопнулась ли она вообще, быть может, ее комнату оставили открытой. Это не интересовало. Ничего не интересовало. Возможно с рассветом Рин опять оживет. А, может, наконец умрет, только уже по-настоящему.

В какой-то степени она ждала этого. Хотя на ее плечах лежало содержание близких, их обычная любовь, их жизнь, то, что заставляло жить ее. Возможно, страх, возможно, отговорки, возможно, надежда, в которой Дафнер никогда себе не признавалась. Тишина и странное трение, бульканье, чья-то неадекватная улыбка.

Накинув тот самый, давно полюбившийся халат, девушка вышла со своей «рабочей зоны», направляясь все дальше и дальше по коридору. Где-то недалеко слышался знакомый женский смех, казалось, ее коллеги что-то обсуждали, но слов было не разобрать. Свернув направо на знакомом повороте, отрешенному, пустому взгляду предстали три девушки, очень оживленно о чем-то говорящие: