- Поработаю. – Келер сдвинул брови и закатил глаза.

Печально улыбаясь, его друг встал, осмотрелся вокруг, и тихо произнес:

- Ну хорошо, я понял. Больше об этом случае я не напоминаю, и тебе вспоминать не советую. Удачно потрудиться, на связи. Счастливо! – Рей тихо вздохнул, и пошел прочь из квартиры, испытывая негодование, и жалость одновременно. Можно было бы пользоваться тем, что попалось… а можно, да, забить вовсе. Для него выбор был вполне очевиден, а вот для Герберта ситуация безвыходная.

И сколько не тычь бумагами себе в лицо, все равно буквы будут выставляться в странный силуэт, или же то были просто остаточные ассоциации. Он закрывал глаза и видел тело, ее тело, в старом халате и странную ухмылку. О ней нельзя было думать, но она сама лезла в голову. Светлые, странные волосы… и голос. Тихий голос, не низкий и не высокий. Приятный, мелодичный, хотя ему и очень не хотелось это признавать.

Герберт потряс головой и вновь уткнулся в бумагу, монотонно проговаривая напечатанные на ней отчеты. Так лучше воспринималось, можно было, наконец, отвлечься.

За стеклом проносились машины. Их было столь много, что они не то что бы мешали сосредоточиться, даже напротив, создавали особую симфонию большого города. Пасмурные облака очень низко весели, их царапали многоквартирные бетонные изваяния. Смеркалось.

Когда над улицами начала сгущаться тьма, одинокий мужчина, наконец, выдохнул. Подошел к окну и уставился за него – туда, где прохаживались люди. Где ветер качал в клумбах маленькие, пыльные цветы неопределенного цвета. Работать дома, именно сегодня, было омерзительно. Как и оставаться наедине с самим собой. Воспоминания, которые он стремился от себя отогнать, въелись в подсознание так же, как кислота въедается в мягкие металлы. Это нельзя было оставить просто так. Нельзя было отпустить, забыть, или проигнорировать, хотя он очень старался.

Что-то низменное, тяжелое… тянуло его в тот дешевый бар снова. Тянуло с такой силой, что Келер начинал злиться сам на себя. Неужели все правда, и он больше над собой не властен? Или вопрос только в силе воли, которой сейчас ему не хватает?

Чем эта шлюха сейчас занимается? Рабочий день начался. Скорее всего, демонстрирует свое тело любому, кто зашел, позволяя совать ей за белье мелкие чаевые. От представления этого зрелища сводило зубы, подкатывала тошнота. Но, почему-то, мужчина уже искал глазами плащ, чтобы накинуть его на белую рубашку… Думал, поехать ли на машине, или пройтись пешком, на случай, если он будет пить.

Конечно он будет.

Еще утром обещал сам себе, что никогда больше не переступит порог этого злачного заведения. Что не подойдет к нему даже на несколько километров, однако… сейчас он странно ухмылялся, и эта ухмылка больше походила на злобный, неконтролируемый оскал.

Ведь с другой стороны, чего ему стыдиться? Не он же облизывает своим телом шест и предлагает секс любому за пару купюр. Не он же стоит на коленях большую часть своей работы. Что такого в том, если он просто придет и… посмотрит? Посмотрит на своего соулмейта. Еще разок. Впитает еще больше ненависти, и…

Все еще ухмыляясь, Герберт зашнуровал ботинки. Встряхнуся, как после принятия стопки алкоголя, и вышел из квартиры, запирая ее тонким блестящим ключом. Ему не надо не перед кем оправдываться. Для всех людей – нормально видеться со своими соулмейтами. Каждый день. Ненормально с ними не видеться. Так чем он хуже?

Бар, как обычно, начинал функционировать в два часа дня, и давно уже пустил в себя клиентов. К ночи их становилось все больше. Люди смеялись, сидели за столиками, танцевали под музыку… нервно потрясывали всеми конечностями, даже не в темп и не в такт. Со всех сторон слышался громкий смех, воняло смесью дешевого пива и спирта. Светомузыка мерцала так отчаянно, что могла бы свести с ума любого эпилептика. На шесте в этот вечер крутилась миловидная брюнетка с темно-фиолетовой помадой на губах и с шипастым ошейником. Бармен – молодой парень, можно было бы подумать – студент, подрабатывающий в ночную смену.