– Мэй… Если хочешь, мы можем встретиться. Просто поговорить, я всегда готов поддержать тебя.

– Знаю, думаю, сейчас не лучшее время для встреч, может быть позже.

– Хорошо, помни, ты мне очень дорога, если что-то нужно, всегда обращайся.

– Я помню, Лерой, и очень тебе благодарна. Пока.

Мерзкое бессилие клокочет внутри, делая меня слабой и уязвимой. Сейчас я могу хотя бы несколько минут побыть собой, без этих проблем, без змеи на пальце, без старого врага под боком. Вытираю выступившие слёзы.

– Ты не говорила, что у тебя кто-то есть, – Морелли в небрежной позе облокотился на стену. – Он стоит того, чтобы ты плакала?

Стыд за то, что он видел мою беспомощность, ударяет в голову:

– Ты подслушивал?

– Я просто хотел пригласить тебя прогуляться на людях. Мы же пришли сюда не просто в ложе отсиживаться, – его надменный взгляд скользит по мне с головы до ног и обратно.

Уверена, Морелли делает намеренно так, чтобы я заметила его пренебрежение, чтобы разозлилась.

– Если нужно, то пойдём, – бросаю я, направляясь к двери, не поддаюсь на провокацию.

– Солиер! – таким голосом подзывают к себе псин.

Я останавливаюсь, закипая от злости. Разворачиваюсь и смотрю, как Николаус медленно идёт ко мне размеренным шагом. Не выдерживаю, поднимаю взгляд и натыкаюсь на холодное аквамариновое безразличие.

– Ты вчера сказала, чтобы я решил вопрос с Дженной. Я его решил. Но сама при этом таскаешься с каким-то верриком за моей спиной? – голос ровный, но я кожей чувствую опасность, исходящую от дракона.

– Это не какой-то веррик. Это мой друг, имей к нему уважение, – стараюсь выглядеть уверенно, но Морелли стоит слишком близко. Мне начинает казаться, что воздух вокруг сгущается, так тяжело он входит в лёгкие.

– Уважение к трущобной гнили? – говорит без особой злости, словно констатирует факт.

Вот оно! Всё дерьмо внутри этого высокомерного скота прорвалось наружу. Я почти радуюсь в этот момент – всё встаёт на круги своя. Он просто притворялся. Умело отыгрывал роль.

– Грязное животное, – я замахиваюсь так сильно, как только могу, чтобы влепить Морелли пощёчину. Мечтаю вмазать так, чтобы у сволочи искры из глаз полетели.

Дракон перехватывает мою руку без особых усилий, и давит наглую ухмылку. Будто я доставляю ему удовольствие своими жалкими потугами.

– Неужели ты не можешь хотя бы на время забыть про своих любовников? – он не отпускает руку, кожа Николауса горячая, и я млею, как последняя дура, даже от такого жёсткого и грубого прикосновения. Ненавижу себя за это. Ненавижу его.

– Да ты ревнуешь, Морелли. Неужели ты такой собственник? Не прошло и пары часов наших недоотношений, а ты уже пытаешься указывать мне, с кем я должна общаться? – уродство этой ситуации практически душит меня.

Его взгляд тяжелеет:

– Ты можешь всё испортить, не забывай, зачем мы всё это затеяли.

Медленно растягиваю губы в улыбке, вырывая наконец руку:

– Ты грёбанный лицемер. А оно вообще тебе нужно? Только что ты назвал моего друга трущобной гнилью. Какие словечки ты припас для меня?

Ударяюсь о полное безразличие, он скользит по моему лицу взглядом, но смотрит сквозь меня, и тут в полнейшей тишине я слышу звук фотоаппарата. Это надо было так вляпаться, я совсем забыла, что репортёры следят за драконом постоянно.

Морелли резко разворачивается, закрывая меня собой.

– Лучше уйди, – обращается он к репортёру, в голосе Николауса неприкрытая злоба.

А что ему не нравится? Разве не этого мы хотели? Разве не этого добивались?

– Господин Морелли, – взвизгивает дрожащим от радостного возбуждения голосом мужчина. – У вас новая девушка? Кто она? Вы разорвали отношения с госпожой Ферти?