– А, Барбара, каково? Приходит новое поколение певуний. Уж, прости меня, душка, но моя племянница ведь спела не хуже. А, может, и лучше? А? – и он противно захохотал.

– Какие вы обе умницы, – старалась всех примирить Наталья. – Вам непременно надо выступать вместе.

В ответ Барбара натянуто улыбалась и кивала, но по выражению её глаз он видел, что она как-то вся сникла. Даже волосы из её прически выбились нестройными прядями на опущенные плечи.

Он оглянулся в проём, ведущий в коридор, и увидел там торжествующее лицо Анны Генриховны, которая не хлопала девицам и никак не комментировала это пение, но внутренне торжествовала от смущения Барбары.

Потом все вновь стали говорить о каких-то стихах и песнях, но Барбара уже не принимала участия в общей беседе. Она села в кресло и устремила свой взгляд в окно. Он видел, как Раиса о чём-то разговаривала с Натальей, та кивала, смеялась и вновь кивала. Потом Наталья снова уселась за рояль и стала играть мелодию какой-то итальянской песни, а Раечка встала рядом с ней и оживленно запела по-итальянски, сверкая серыми глазами в сторону Гладышева. Пела она действительно великолепно, но её пение не трогало его, а скорее уже раздражало.

«Женщины, вы удивительные создания, – думал он. – Вопреки всякой логике и здравому смыслу, вам хочется нравиться всем без исключения – от булочника и портного, до генерал-губернатора…»

«Зачем я тебе, маленькое алчное существо? Для очередного плюсика в твоем девичьем альбоме? Зачем ты пытаешься отбить меня у Барбары? Именно отбить, ведь ты давно поняла, кто здесь мне может нравиться. Кто здесь нравился ещё до твоего появления. Ты все давно оценила и всё давно поняла. И всё равно решила всё сломать и выдрать корнем. Просто так, мимоходом, и от скуки. Зачем тебе я, женатый и немолодой уже мужчина? Ведь у нас ничего не может быть общего. Я не соблазняю юных и богатых девственниц. Полно, а девственница ли она? С такими хищными и бойкими манерами… Далеко пойдет эта красивая Раечка. Ох, и далеко…»

Потом вновь все аплодировали исполнению Раисы. Хлопала ей и Барбара, а громче всех это делала Анна Генриховна. Старуха даже громко кричала: «Брава!».

Потом все суетились и о чём-то говорили. И он сам не заметил, как начались танцы под аккомпанемент Натальи. Звучал какой-то легкомысленный вальс. Раиса подлетела к нему первая:

– Михаил Алексеевич, миленький, пригласите же меня скорее. Я ужасно люблю танцевать.

А потом было её легкое кружение, когда он уверенно вёл её по залу.

Краем глаза он видел, как Барбара встала из кресла и молча покинула гостиную. Он мысленно молил её о том, чтобы она пошла прогуляться, но она отчего-то поднялась к себе в комнату и более не показывалась в этот вечер. Он долго маялся в надежде, что она всё же спуститься вниз, но всё было напрасно. Она не вышла в этот вечер.

А оживленное семейство Борисовых решило идти на прогулку. Раечка на правах маленького шаловливого ребенка без всяческих обиняков ухватила Гладышева за руку и потащила вперёд.

– Вчера вы так быстро ушли, Михаил Алексеевич, и бросили меня одну, скучать весь вечер, – тараторила она. – Я понимаю, что вам нездоровилось. Но сегодня я никуда вас не отпущу. Покажите же мне старинную усадьбу Демидовых. Я редко бывала в Гатчине и так ни разу и не видела её. А, правда, что там собираются открыть клинику для душевнобольных?

Перед тем как уйти из дачной ограды, он всё-таки обратился к Наталье:

– А что же Барбара Александровна? Разве она не пойдёт с нами на прогулку?

– Нет, не пойдет, – отвечала Наталья. – Она ушла отдыхать. Сказала, что у нее разболелась голова.