Я ощущаю что-то похожее на укол вины, но не позволяю чувству порасти. Отец дал мне людей, чтобы обеспечить мою безопасность. Если мне нужно задержать их, я задержу.

Отец ведь не остался без охраны? Не остался… А ещё он заклинатель и может позаботиться о себе сам.

Удачно воспоминания потекли — что насчёт дяди и тёти?

Про дядю вспомнить не удаётся, а вот картинка, как тётушка развлекает меня и кузин иллюзией цветка, встаёт перед глазами. Кузины, надо полагать, чему-то тоже обучены.

Мда…

Не поместье, а логово ядовитых змей, вооружённых магией.

— Берегите себя, командир Вей! Я желаю вам благополучной дороги.

— Да, юная госпожа, — он отступает на шаг, запрыгивает на лошадь.

Махать на прощание здесь не принято.

Я замечаю, что кормилица приподняла штору и смотрит на меня с очень сложным выражением, в нём и тоска, и боль, и недоумение, и беспокойство, и любовь. Я стараюсь ответить ободряющей улыбкой, только получается плохо.

Командир трогает лошадь пяткой, и разгруженные экипажи один за другим начинают движение. Я продолжаю стоять, пока последний в цепочке не достигает конца фасадной стены поместья.

У меня меньше часа, чтобы действовать.

И несколько минут дядя явно собирается украсть, он подходит:

— Юйлин, я всю знаю, — строго начал он.

— О чём вы, дядя?

— Не притворяйся. Здесь не поместье твоего отца, здесь твои фокусы не пройдут. Твой отец может быть ослеплён фальшивой невинностью, но не я.

— Дядя? — мой тон становится капельку прохладнее.

Я чувствую, как пугается здешнаяя часть и как недоумевает иномирная.

— Ты привела больную служанку, а когда твоя тётя встала на защиту слуг поместья, ты ей грубила, была непочтительна, а со своими сёстрами высокомерна и чванлива. Ты докучала старости, запугивала несчастную семью земледельцев. Что за злобная натура!

Обвинения настолько прекрасны, что даже возражать не хочется, только восхищаться тем, как дядя ловко извратил мой приезд. Его послушать, так не племянница приехала, а тиранша-рекетир.

Спасибо за идею, конечно, но я пока не готова захватывать поместье.

— Да? — я позволяю брови изогнуться.

— Ты даже не раскаиваешься! Возмутительное поведение!

— Дядя…

Что мне ему сказать?

Если откровенно, то очень хочется послать подальше.

Но это же некультурно.

Я очень чётко понимаю, что дядя остаётся в рамках традиций, сейчас он не просто мой старший, он мой опекун и имеет право меня ругать. Очевидно, что, отругав, он прикажет мне уйти в выделенный мне двор и думать о своём поведении.

А когда я уйду, пошлёт служанок меня караулить, чтобы не вышла раньше, чем запрет будет снят, и загребёт сундуки.

— Возможно, ты не осознаёшь, насколько ты неправа, Юйлин. Я помню, как твой отец тебя баловал. Я предупреждал его, но разве же он слушал! Он не наказал тебя даже тогда, когды ты влезла в архив с Запретными свитками. Ты моя племянница, Юйлин. Хотя я давно тебя не видел, ты в моём сердце, я люблю тебя как родную дочь. Я позабочусь о тебе. Я попрошу твою тётю найти для тебя бабушку, которая обучит тебя хорошим манерам. До конца месяца ты должна переписать трактат “О женской добродетели”, а сейчас на три дня и три ночи отправляйся в Зале предков думать о своём недопустимом поведении!

Эм?

Дядюшка превзошёл мои ожидания.

Запереть меня на три дня… Даже если он меня “милостиво простит” и отпустит раньше времени, всё равно впечатляет. По его мнению Юйлин испугается и станет шёлковой? Ну-ну, он просчитался.

Он разворачивается и, широко шагая, устремляется в ворота. Я смотрю ему вслед. Промолчать или сейчас высказать?