— Не чавкаешь? — спрашиваю.

Нелли издаёт какой-то сдавленный звук, Аши испуганно качает головой:

— Нет, что вы, хозяин!

— И не храпишь? — интересуюсь уже из общего любопытства.

— А мы там спать будем? — кажется, ещё сильнее пугается.

— Храпишь, стало быть! — изобличаю.

— Не знаю, господин, никто не жаловался... вроде.

— А кто мог жаловаться?! — возмущаюсь, где-то снова звенит люстра.

— Соседки, — несмело предполагает.

— Жаловались? — уточняю у Нелли.

— Хватит глупости пороть, заходите уже! — даёт та строгую отповедь.

Пожимаю плечами. Распахиваю дверь и застываю. На столе ворох тонкой светлой ткани с лунным отливом. Во рту пересыхает.

— Господин? Что-нибудь не так? Вы же сами сказали, лучшее...

— Всё нормально, — выдавливаю. Не думал, что на платье пойдут мамины запасы. А впрочем, я вообще об этом не думал — из чего там шить станут. Леший бы всех побрал. — Ну, показывай.

Аши в окружении помощниц входит за ширму вместе с ворохом и вскоре появляется в смётанном платье. Ткань струится, выгодно подчёркивая объёмы, и это ведь ещё даже не полработы. Ни выреза, ни отделки.

— До чего хороша, украдут красавицу, — приговаривает старшая портниха, но тут же осекается под моим хмурым взглядом.

И правда, отдавать такую красоту какому-нибудь нахальному Владыке — это же преступление! И что мне взбрендило её замуж выдавать?! Моя служанка, пусть только попробует отказать, другие Владыки без зазорения пользуются своими владениями, и мысли лишней не имеют!

— Господин, вы меня пугаете... — шепчет Аши.

А ведь я только смотрю, ничего даже делать не начал!

6. 6

— До чего же на Констансу похожа! — всплёскивает руками Нелли, разом остужая.

Бросаю взгляд на портрет матери меж окнами — дома много разных, отец любил видеть её везде. Так он говорил. И правда что-то общее есть. И платья она тоже не носила пышные да корсетные, всё больше по фигуре, специально откуда-то издалека да втридорога заказывала ткани с лунным отливом.

— Пойдёт, господин? — осмеливается спросить старшая швея. — Вы только скажите, всю ночь спать не будем...

— Кто пойдёт?

— Ну... платье, господин.

— Куда платье пойдёт?!

— Вам нравится? Или поменять что?

— Пойдёт! — разворачиваюсь.

Нелли порывается что-то добавить, но отступает под моим хмурым взглядом. По-настоящему хмурым, не тем, каким я служанкам во дворе грозил. Этот Нелли знает и не вмешивается.

Ночной визит Леонтия отрывает от попыток попредаваться меланхолии. Какого лешего! Даже потосковать в собственном доме не дадут!

Впрочем, у меня это никогда толком не выходило. Поучиться не у кого, видать.

Водный шарик, которым я заодно пытался поуправлять, вырывается из-под контроля и расплёскивается по полу. Кажется, слышу сдавленный смешок духа. Убью урода! Тряпку бы ему в зубы, чтобы вытирал, да ведь бесплотный, засранец!

Сысковик тяжело опускается в кресло у камина. Не того, злополучного, а в моём кабинете — тот я трогать пока остерегаюсь.

— Ты денно и нощно в халате бродишь? — поднимает бровь.

— Завтра камзол надену, — заверяю.

— Снять потом не забудь, — хмыкает Леонтий.

— Что узнал? — ворчу.

— Не много. Про внебрачных дочерей Эдварда Эдинга ничего не слышал — буду ещё искать. Либо он сам о них до последнего не знал, либо слишком хорошо скрывал — что в нашем обществе маловероятно, сам понимаешь. Либо твой дух тебя надул. А твои подозреваемые как на подбор...

Леонтий замолкает, задумчиво тянет руки к огню.

— Давай по порядку, — предлагаю.

— Так, по порядку, — Леонтий слегка встряхивает головой, трёт усталые глаза. — Нелли всех девушек крепости осмотрела, синяков и ожогов ни на ком не обнаружила. По твоим подозреваемым: Клесса — девочка замкнутая и себе на уме. По её словам, отца никогда не видела. Но, сдаётся мне, есть у неё магическая сила. Проверить бы.