- Сегодня я распорядилась приготовить заварные пирожки вместо гренок, - сказала экономка, делая знак служанке поставить супницу и блюдо с пирожками. – Ваша светлость нездоровы, и вам надо питаться сытно и легко, чтобы восстановить силы. А гренки слишком тяжелы…

Сразу были позабыты новости о приезде короля, а у меня напрочь вылетело из головы, что нам предстоит спать вместе с генералом.

- Вы нездоровы? – спросила я у герцога, перебив экономку.

- Ты нездоров? – одновременно со мной спросил Диамант.

Вместо ответа старший Левенштайль откинулся на спинку кресла, гипнотизируя супницу.

- Конечно, нездоров, - объявила экономка, вытягиваясь в струнку. – Его светлость ранен, и сейчас у него лихорадка, потому что рана воспалилась.

- Ранен?! – Диамант передумал уходить. – Что значит – ранен? Как это – ранен? Ксандр! Да отвечай же!

Я смотрела на генерала, не отрываясь. И как я не заметила, что он осунулся? И что глаза у него блестят слишком ярко, но под ними залегли сиреневые тени. И губы не такие яркие, как были в день нашей первой встречи. Тоже мне – художница!..

- Вы ранены? – тихо спросила я, и каким-то образом генерал услышал меня, хотя Диамант громким голосом требовал правды, обращаясь то к экономке, то к брату.  

- Всё не так страшно, - проворчал старший Левенштайль. – Линда преувеличивает. Всего лишь царапина. И никакой лихорадки. Триш меня перевязал.

- Ну конечно! – ещё сильнее зашумел Диамант. – Триш ведь у нас – врач от Бога! Я с ним ещё поговорю!

- Уверен, что твоя встреча с Богом рано или поздно состоится, - хмыкнул Ксандр.

- Ещё и шутишь? – Диамант всплеснул руками. – Но Тришу не поздоровится. Знал – и ничего мне не сообщил!

Я уже знала, что Саймон Триш был кучером в замке. Тот самый человек, который правил лошадьми, когда мы с мужем ехали из поместья домой.

- Когда вы были ранены? – спросила я. – Той… ночью?

- Давайте уже есть, - с раздражением произнёс старший Левенштайль. – Сколько шума на пустом месте.

- На пустом? Вот уж вряд ли! – рассвирепел Диамант. – Я сейчас же еду за доктором!

Он вылетел из комнаты пулей, и Ксандр досадливо поморщился.

- Пойду распоряжусь второе блюдо, - сказала экономка и посмотрела на меня с таким осуждением, будто это я ранила её хозяина.

Она вышла в сопровождении служанки, и мы с Ксандром Левенштайлем остались одни.

- Вас ранили во время нападения? – повторила я тихо. – Почему вы не сказали мне?

- Разливайте уже суп, - угрюмо посоветовал мне Левенштайль. – Иначе я подумаю, что вы всерьёз решили стать примерной женой.

- Разве вы не этого хотели? – напомнила я, поднимаясь из-за стола, чтобы взять серебряную поварёшку, которая лежала на подносе рядом с супницей.

- Тебе напомнить, чего я по-настоящему хотел? – спросил он, резко поднимая голову.

Тёмные глаза сверкнули из-под непослушной пряди, и я всё-таки уронила поварёшку – прямо на серебряный поднос.

Звон был оглушительным. Или показался мне таковым. Замерев, с бешено бьющимся сердцем, я смотрела на герцога и чувствовала себя мышкой перед удавом.

Секунды шли – долгие, мучительные, а я всё молчала, а герцог всё так же смотрел на меня.

Мне надо спросить – чего он хотел?

Но хочу ли я услышать это?

Пока ничего не озвучено, нет необходимости отвечать.

Новый звон был ещё более оглушительным – Левенштайль швырнул вилку на стол, и она ударилась о край подноса. Я дёрнулась, потому что мне показалось, что вилка полетела в меня.

- Что-то есть расхотелось, - заявил генерал, резко поднимаясь из-за стола.

Он так сильно толкнул кресло, что оно опрокинулось – с грохотом, разумеется. Да ещё и задело напольный подсвечник, в котором хорошо ещё, что не было свечей. Генерал оглянулся, глядя на разгром, который учинил, и сказал после паузы: