— Любой дар можно обойти. — Лорд Бенедикт смотрел прямо в глаза, но у меня было чувство, словно он смотрит на кого-то другого. Мелкая дрожь прошлась от макушки до кончиков пальцев ног. Лорд пугал, я его совершенно не понимала.

Да и не хочу его понимать, он несколько минут назад разрушил мою жизнь. Конечно, он же мужчина какая ему разница магический брак или освященный союз. В любом случае он может сколько угодно раз жениться, обзаводиться потомством и жить так, как хочет. А я девушка и для меня магический брак, вернее, его аннулирование через десять лет грозит одиночеством: ни один мужчина не возьмет меня в жены. Любовницей легко, а женой мне не быть и наследника никому не подарю. Для девушки магический брак, как клеймо: непотребная. В магический брак вступают от безысходности, когда никто не хочет брать, потому что жена не приумножит состояние мужа. Честно, уж лучше бы я вошла в дом лорда Бенедикта простой служанкой и то вреда бы было меньше и надежда на светлое будущее сохранилась бы. 

В конце концов я отвела взгляд: на нас с интересом смотрели, перешептывались, несколько мужчин начали движение в нашу сторону. Лорд это также заметил, резко повернулся и чуть не столкнулся с подошедшим мужчиной. Незнакомец широко улыбнулся, сверкнул здоровыми зубами, лорд едва поморщился, небрежно кивнул и, больно схватив меня за ноющее запястье, повел к коляске, обитой темно-синим бархатом с гербом рода на дверце: круг с сетью и хищным оскалом ягуара. Родовой герб так же пугающ, как и лорд Бенедикт. Лорд первым поднялся по ступенькам коляски и, не отпуская руку, едва не кинул меня на сиденье напротив.

Почему же все так произошло? Судья не разобрался как следует в деле, Велор не смог помочь, неужели Пресветлая решила покарать меня за все проказы в монастыре.

Но это же нечестно!

— Катриса! Где эта несносная девчонка?! — Наставница бегала по двору монастыря, пытаясь поймать ярко-розовых кур.

А что я? Я ничего, прячусь тихонечко в тени каменной ниши и, подхихикиваю: наставница Теодея обладала излишне пышными формами и ее бег больше походил на танец подтаявшего желе на блюде. 

— Ой-ой-ой, — я привстала на цыпочки.

— Попалась негодница, — наставница Дотея, как всегда, быстро меня нашла, и схватив за ухо, повела к раскрасневшейся наставнице Теодее. Увидев нас, женщина остановилась и уперла руки в массивные бедра, скрытые под безразмерным серым балахоном. — Когда же Пресветлая избавит нас от негодницы.

— Что ты сделала с несчастными птицами? — голос наставницы Теодеи звонким эхом отскакивал от серых каменных стен монастыря фальшивым фальцетом. — О, Пресветлая, что же нам теперь делать? Куры сдохнут и дети останутся без яиц на завтрак и пышных булочек.

Яйца и так видели по большим праздникам, а пышные булочки подавались на стол наставниц и настоятельницы, мы же, воспитанницы, довольствовались слизкими кашами и сухими лепешками. 

— Я всегда говорила, доброта настоятельницы Серанимы идет только во вред этой девчонке, — наставница Дотея больно дернула за ухо. — Что ты в этот раз сделала? Признавайся!

— Да ничего! Отпустите, больно! — Но вместо свободы ухо вновь дернули. — Я растирала лепестки, когда они прибежали и прогнали меня, склевывая все до чего дотягивались. Я тут ни при чем! 

— Какие лепестки?

— О, Пресветлая, Катриса неужели ты…

— Не может быть… — На мгновение хватка на ухе ослабла и я вывернулась, получив свободу. — Да как ты посмела трогать их! Это же на завтрашнее служение. 

— Наша птица умрет, — наставница Теодея достала белоснежный кружевной платочек и промокнула сухие глаза.