- Да она уже берлоги разрывать начала! – вмешалась я. – У нас тут сказка «Три медведя», причем три – это глагол! Отловит и натирает, мол, жених мой! Она же из лесу никуда не уйдет!

Пока мы с лешим спорили, Настенька уже хлеб с вареньем наминала. И конфетами закусывала.

- Ты понимаешь, что медведи скоро дохлыми прикидываться будут при виде всего, что в юбке и отдаленно на Настеньку похоже? - спорила я. – Так что давай, расколдовывай, а я проведу профилактическую беседу с занесением в тонкую ранимую мужскую психику.

Настенька уже допивала самовар, а я чувствовала, что мне жарковато.

- А не надо было похваляться! – спорил Семен Семенович. – Ишь, выискался! Я же к людям всегда по доброму, а они вон… в штаны накладывают!

Мы просидели не больше двадцати минут. Но я чувствовала, что скоро охрипну.

- Ладно, коли узнаешь жениха, заберешь себе! И в лес его не пускай! Пусть на рыбалку ходит! – снова нахохлился Семен Семенович.

Я толкнула Настеньку, которая расплескала чай.

- Уу? – спросила Настенька, пытаясь прожевать.

- Ты своего опознать можешь? – тихонько спросила я, поглядывая на Лешего. – Ваньку своего? Приметы какие-нибудь особые помнишь?

- Приметы? – задумалась Настенька. И тут же обрадовалась. – Помню, конечно! Коли на рябине ягод много, то к зиме морозной! Чем больше снега, тем больше хлеба!

- Понятно, - кивнула я, видя, как исчезает бутербродище в Настиной хлеборезке. – Не опознаем!

- А как же сердечко мое? – спросила Настенька, прожевав. – Оно-то не ошибется! Я любимого промеж всех узнаю!

- Так что? Соглашаемся? – спросила я, покосившись на Семен Семеновича. Тот делал вид, что грибы развешивает. – Точно сможешь опознать?

- Угу! – закивала Настенька. «Хорошо, Настенька согласна!», - озвучила я, глядя на шоколадные конфеты. Ладно, возьму одну… Ладно, две. Одну сейчас съем. Вторую в карман брошу. Сладкое на морозе очень полезно. Поднимает уровень глюкозы!

- Ай, Настя! Ай, да девка! – восхитился Леший, потирая руки. Настенька зарделась, опустив глаза. – Ладно, сейчас все будет! Ты меня, девка-то, от водяного спасла. А то лед тонкий был! Вот бы он мне задал! Кто ж знал, что он не спал? Поэтому и соглашаюсь.

- А вы чего на рыбалку поперлись? – спросила я, вспоминая его на льдине. – Вы же леший?

- Да, водяному нагадить решил, - зловредно заметил Семен Семенович. – Думаю, как приеду, как нагажу! Пущай знает, как в картах мухлевать!

- Так вы же в штанах на льдине были, - вспомнила я, как улепетывал от меня постоянный клиент.

- Это я уже потом их надел. Думаешь, чего я застеснялся! Я водяному сорок белок по осени в дурака проиграл! – с досадой заметил Семен Семенович, подсыпая конфет на радость Настеньке. – Я ему крести, он меня козырем! Вот и решил у него еще и рыбки отловить, пока спит!

- Веди медведей! – поторопила я, видя, что Настенька уже не может есть.

Леший как свистнул, как ногами затопал. Сначала мне показалось, что ему плохо, как вдруг в избу с морозами вошли три медведя. Они вышли в центр избы, встали во весь рост и замерли. Со стороны они напоминали чучела. И совсем немного потерпевших по делу «Машеньки». Мне казалось, что они вот – вот жалобно начнут перечислять: «Спала на кровати, смяла ее! Ела из моей тарелки, не помыла, сволочь!».

- Ну, - выдохнула я, глядя на то, как Настенька вылезла из-за стола и направилась к медведям.

- Ванечка! – звонко крикнула она, а все трое дернулись. Дернулась даже я, хотя и не была Ванечкой. – Ванюшенька! Сердце мое!

Пока что под категорию «Ванечка» больше всех подходила пугливая я. Медведи стоически не подавали признаков «Ванечки».