— Вы впервые меня спрашиваете о чем-то подобном, — задумчиво сказал он, опускаясь в кресло. Взял чашку с уже остывшим чаем, сделал глоток. — Мои слова что-то изменят?

— Не знаю.

Честный ответ сорвался быстрее, чем мое сердце успело обволочь колким чувством ненужности.

Я никогда не была ему нужна. Осознание этого покоробило сильнее, чем коробили его равнодушные взгляды. Я не была ему истинной, в ином случае он не смотрел бы на меня, как на предмет мебели. И он для меня не был истинным, иначе это было бы взаимно…

Но меня неизбежно тянуло к нему, будто кто-то дергал за нити, приближая к безучастному дракону все ближе и ближе. Только меня. С его стороны не было никакого отклика, помимо смирения передо мной и моим отцом.

Странные чувства к пустыннику я испытала в нашу первую встречу еще в детском возрасте. Уже тогда я поняла, что хочу быть рядом с ним, ведь подобного тянущего ощущения я не испытывала ни к одному дракону.

Тихо выдохнув, поставила чашку на столик, несильно сжала ткань на коленях в попытке подавить мелкую дрожь и произнесла со всей уверенностью, какую удалось собрать воедино:

— Ты мне нравишься, Ниалл. Давно нравишься. Я правда хочу быть твоей женой.

Мгновение мужчина сверлил меня тяжело читаемым взглядом, а после неожиданно тихо рассмеялся.

Не такой реакции я ожидала на свое самое первое в жизни признание в симпатии…

— Мне лестно ваше рвение, госпожа, — ответил с улыбкой — такой, какой я еще никогда не лицезрела на его губах.

Она была не снисходительной, как раньше, а обольстительно располагающей, лишенной робости, скорее, уверенной и даже капельку нежной.

— Но возможно, нам стоит для начала познакомиться? — спросил, слегка выгнув бровь.

— Я с тобой знакома.

— Да, но что вы обо мне знаете?

Я почувствовала себя невероятно глупо, словно сидела напротив учителя и пыталась растолковать ему свои суждения. Такова была его сила: близость Ниалла выбивала из меня разумные мысли, и я превращалась во что-то глупое и мямлящее.

— Ты пустынный дракон. Свою маму ты никогда не видел, а отец сгорел в собственном огне пару лет назад, превратив в обугленные руины ваш дом… С тех пор ты живешь здесь, в доме, доставшемся тебе от бабушки. Зарабатываешь на жизнь кузнечным делом. И… кажется, что к большему не стремишься.

Замолкла и нервно сглотнула, уловив, какими серьезными стали желто-карие глаза, в тусклом свете кажущиеся темнее обычного.

Зря я напомнила ему о родителях, особенно об отце. Та трагедия, случившаяся два года назад, потрясла всех драконов. Еще никогда огонь не пожирал ящера изнутри, не приносил ему невыносимую боль. Но отцу Ниалла пришлось узнать, каково это — гореть и тлеть внутри до неизбежной смерти. Он пылал ярче солнца — так говорили соседи, которым довелось увидеть все воочию. Он не смог совладать с огнем и в нем же погиб, обратив в пепел все ценное, что было в доме, и сам дом превратив в жалкие развалины.

— Хорошо. Допустим… — наконец отозвался глухо, невольно заставив меня пожалеть о своих словах. Но я не могла себя переделать: говорила порой невпопад, то, о чем думала. Это не раз влекло за собой проблемы. — А вот я не знаю о вас ничего, кроме того, что вы гордая избалованная дочь дракона, которая ставит себя выше других.

— Абсурд, — буркнула сразу, почувствовав, как его слова отпечатываются в сердце и на лице в виде обиды и недовольства.

— Не обижайтесь. Таковы слухи, и вы сами даете им жизнь. Может, поможете мне узнать вас с другой стороны? То, что скрыто за спесью?

Можно подумать, это так легко… Открыться человеку, который и без того одним взглядом снимает с тебя всю защиту.