— Про завод упоминаний минимум, — наставляет он Артема, — он давно у других людей, — быстрый взгляд на меня, — пусть их все текущие проблемы и касаются. 

Я вслушиваюсь в ответы Рыбакова: медиаплан, избирательная кампания, благотворительность, репутация и доверие. Лицо Демида расслаблено, точно он уже абсолютно уверен в своей предстоящей победе, да разве и может быть по-другому?

Думай, Дина, зачем ему нужна жена?

Я чувствую, что не бьётся у нас с ним, и где-то плавает мысль, за которую трудно зацепиться, чтобы размотать весь клубок. Зудит, не даёт покоя. 

Смог бы Демид выиграть, будучи холостым? Конечно, слушая Артема я все больше убеждаюсь, что ему это не составит труда. Слишком много людей заинтересованы в его победе, нет, не местные. Тогда — зачем?

Он ловит мой взгляд, улыбается неожиданно и открыто, и я отвечаю ему тем же. Как не билось бы рядом глупое сердце, как не трепыхались бабочки к животе, я не верю ему, а он — мне. 

Но желание сбежать подальше от Андрея перекрывает все. Мне осточертел этот город, ставший ловушкой, а Демид не самый плохой вариант для защиты. 

Я смотрю на наручные часы: уже почти десять, и меня невыносимо рубит в сон. В разговоре мое участие сводится к минимуму, я устраиваюсь удобнее, вытягивая гудящие ноги. 

Невыносимо хочется оказаться в своей кровати, в тишине собственной квартиры. Мои фантазии прерывает вибрация телефона, смотрю на экран смартфона и вижу Наташкин номер. 

Демид замолкает, смотрит вопросительно. Мы оба знаем, о чем он думает, я отрицательно мотаю головой — нет, это не Володин, и поднимаюсь:

— Не буду вам мешать. 

Провожу пальцем по экрану, принимая вызов:

— Привет, Наташ, — в суете сегодняшнего дня я совсем забыла о ней, не до разговоров было. 

— Привет, — голос подруги звучит непривычно, я хмурюсь. Демид все ещё смотрит на меня, пытаясь по выражению лица угадать, все ли в порядке. Мне непривычно его внимание, его вообще слишком много в моей жизни. 

Он заботится так, точно все у нас по-настоящему, и это причиняет дискомфорт.

Потому что я хочу, чтобы это оказалось правдой, но получаю лишь подделку настоящих отношений. Это больно. 

— Что-то случилось, Наташ? 

Чтобы сосредоточиться на разговоре, мне приходится отвернуться от Демида и закрыть свободное ухом ладонью: рядом шумная компания, отмечающая день рождения, за их криками сложно разобрать Наташин ответ, и я переспрашиваю:

— Что? Повтори, пожалуйста, я плохо тебя слышу. 

— Извини! — она срывается на крик, и я теряюсь, не понимая, что происходит, но все становится на свои места, когда я слышу голос Володина:

— Не вздумай класть трубку. 

Я цепенею. Андрей приехал к Наташе, зная, что мы с ней дружим, и заставил ее позвонить мне? 

— Что ты сделал с Наташей? — стараюсь говорить спокойно, не выдавать волнение. Фантазия разыгрывается, рисуя окровавленную подругу, держащуюся за затылок,  — моя собственная  проекция. Касаюсь головы в том месте, где под волосами прячется шрам, — гладкая кожа, и ощущаю приближающуюся головную боль. 

— Не делай из меня монстра, — злится, а я беззвучно усмехаюсь, но не дразню его. — Я просто хочу поговорить. Извиниться за сегодняшний день. Скажи, где ты, и я подъеду. 

За столько лет, проведенных с ним рядом, я должна была научиться бороться со страхом, но мне все равно каждый раз жутко, когда адекватный в обычное время Володин превращается в одержимого монстра, и одержим он мною. Я понимаю, что он не отпустит меня просто так, и то, что мы устроили сегодня с Демидом лишь только больше расшатывает его состояние. Теперь я не слежу за тем, пьет ли он свои таблетки или нет. Только бы он ничего не сделал Наташе.